"Сильви Жермен. Книга ночей " - читать интересную книгу автора

Ночь первая

НОЧЬ ВОДЫ

В те времена Пеньели еще звались "речниками". Они обитали на сонной,
почти недвижной воде каналов, в этом плоском мирке, над которым тяжело
обвисали облака и стыла тишина. Землю они знали только по берегам,
испещренным тропинками для конной тяги, под сенью ольховых и ивовых шатров,
берез и белых тополей. Эта лежавшая вокруг них земля раскрывалась подобно
гигантской плоской ладони, обращенной к небу в смиренном жесте бесконечного
терпения. И таким же терпением были исполнены их печальные и покорные
сердца.
Земля была для них вечным горизонтом, всегда на уровне их глаз, всегда
слитая там, вдали, с низким небосводом; она всегда смутно волновала душу,
хотя вряд ли затрагивала ее всерьез. Земля - это была чуждая жизнь
бескрайних полей, и лесов, и болот, и равнин, увлажненных молочно-белыми
туманами и дождями; это были проплывающие мимо пейзажи - и странно далекие и
знакомые, - где реки медленно несли свои воды по извечным руслам и где еще
медленнее вершились их судьбы.
Города они знали только по названиям, легендам, рынкам да праздникам -
из отрывочных, неясных, как эхо, речей тех "сухопутных", кого встречали на
стоянках.
Им были знакомы силуэты городов, фантастические, причудливые их абрисы,
встающие на горизонте, в капризно-изменчивом свете небес, над полями льна,
пшеницы, гиацинтов и хмеля. Шахтерские и текстильные, ремесленные и
торговые, они гордо воздымали свои колокольни и башни, наперекор ветрам,
налетавшим с моря, утверждая себя как обители солидных, работящих людей
перед лицом истории - и Бога. И так же гордо воздымались к небесам их сердца
в необъятности нынешнего бытия.
Из людей они знали только тех, кого встречали у шлюзов и водохранилищ и
с кем обменивались немногими простыми словами, по требованию обычая или
необходимости. Словами, соразмерными с водой и баржами, с углем и ветром, с
их жизнью.
О людях они знали только то, что знали о самих себе, - скудные обрывки
сведений, какие могут дать лица и тела, на мгновение вынырнувшие из
непроницаемого мрака бытия. Между собой они говорили еще меньше, чем с
посторонними, а с самими собой не говорили вовсе, ибо в каждом произнесенном
слове неизменно звенело пугающее эхо слишком глубокого безмолвия.
Зато им лучше, нежели другим, были ведомы красота сияющих или мрачных
небес, влажная свежесть ветра и дождевых капель, ароматы земли и ритм
светил.
Между собой "речники" охотнее назывались именами своих барж, чем
полученными при крещении. Так, были среди них те, что с "Жюстины",
"Сент-Элуа", "Пылкой любви", "Ангелюса", "Ласточки", "Мари-Роз", "Сердца
Фландрии", "Доброй вести" или "Майского цветка". Пеньелей величали людьми с
"Божьей милости".


1