"Александр Яшин. Сирота (повесть)" - читать интересную книгу автора

Профсоюзная лошадь, запряженная в легкий, плетенный из ивовых прутьев
тарантас, стояла под окном. На козлах сидела девушка-возница, тоже в сером
брезенте, но уже заляпанном грязью.
Павел едва успел сбегать в общежитие, взять фанерный, выкрашенный
зеленой масляной краской баул с висячим побрякивающим замочком на крышке, и
они поехали.
Сидит Павел на мягком свежем сене в тарантасе, ноги его прикрыты
учрежденческим тулупом, взятым только ради него, потому что областная
начальница заметила, как легко парень одет, и пожалела его, и теперь Павлу
тепло и покойно - все его заботы и тревоги остались позади.
Первые несколько километров от городка дорога была песчаной, негрязной,
и лошадь бежала споро. Позвякивал колокольчик под дугой, постукивали
железные шины о камушки, скрипел хомут твердой кожей. Все располагало к
размышлению.
Павел поначалу чувствовал себя неловко, сжимался в тарантасе, сколько
мог, чтобы не стеснить свою благодетельную начальницу; боялся кашлять,
сморкаться и даже старался дышать как можно деликатнее. Но постепенно
угнетающая скромность его оставила, он небрежно откинул казенный тулуп,
высвободил левую ногу и свесил ее снаружи корзины: в этом было какое-то
щегольство, так ездят люди, знающие себе цену,- председатели колхозов,
районные служащие. Приятное ощущение своей значительности, незаурядности все
больше и больше щекотало его самолюбие. Вот уже и начал он выходить в люди!
Такую ли жизнь пророчил ему Прокофий Кузьмич или намекал на что-то другое?
Конечно, он еще не служащий и зарплаты не получает, но все-таки и не простой
учащийся-ремесленник. Кто еще, кроме него, может вот так взять да и поехать,
сидя рядом с областным ответственным работником? И куда? В дом отдыха! И
зачем? Отдыхать! От-ды-хать, черт возьми! И все правильно, все по закону. В
кармане у него путевка: фамилия, имя, отчество - Мамыкин Павел Иванович; год
рождения - указан, место рождения - тоже, пол - мужской, профессия -
такая-то, путевка выдана по решению... Все законно!
Хорошо бы сейчас свернуть с большого тракта на проселок, да заехать бы
в свою деревню, да подкатить бы к своему родному дому, да чтоб Шурка с
бабушкой выбежали на крыльцо: "Господи, кто это к нам?" Да чтоб слетелись
ребятишки со всех концов стайками воробьиными, а потом бы подошли мужики,
хозяева домов: "Здравствуйте, мол, Павел Иванович, спасибо, что мимо своего
колхоза не проехали, не побрезговали земляками, не похармовали!"
Да еще чтобы женщины столпились вокруг тарантаса, и под окном избы, и у
крыльца и ахали бы да охали: "Наш ведь парень-то, свой, не чей-нибудь,
Пашка, Ваньки-солдата сын, а ныне Павел Иванович, вот как!" А главное, чтобы
девушки увидели его и пожалели бы, что не понимали раньше, какой он,
раскаялись бы: "Вот, дескать, думали мы, Павлик, Павлуша - и все тут, а,
оказывается, пальца в рот ему не клади, не простой он, Павлушка-то! С таким
человеком любая девушка пойдет хоть на гулянку, хоть на край света - не
зазорно, таким Павлушей вся деревня еще гордиться будет, за такой спиной,
как у этого Павлуши, не пропадешь!" Вот как!
Сидит Павел на теплом сене, теплый тулуп в ногах, и картины одна
обольстительней другой разворачиваются в его воображении. Негромко,
размеренно поет колокольчик, хрустят рессоры, постукивают колеса, на ухабах
раскачивается тарантас и кидает Павла то в одну сторону, то в другую, то
притиснет его к плетеному боку корзины, то прислонит к теплому мягкому боку