"Александр Яшин. Сладкий остров" - читать интересную книгу автора

дело, плита раскалена, рыба на ней не сохнет, а горит. Разумеется, мы не
перестали ловить рыбу, а в ответ на ее мольбы и почти истерические слезы
взяли удочки и снова ушли на озеро.
Не управлялась наша хозяйка с рыбой.
То же самое получилось и с грибами. В грибную пору мы почти перестали
спать. От жилья до ближайшего леска не больше половины километра, и обычно
нам еле хватало этого расстояния, чтобы протереть глаза да прожевать
утренние бутерброды.
Кто знает, как возникает, с чего начинается страсть. Первое время мы
охотились только за белыми да за рыжиками и возвращались домой с полупустыми
корзинами. Терпения и настойчивости было с избытком, умение накапливалось с
каждым выходом, но корзины не становились полнее. В чем дело? Неужели грибы
в лесу перевелись? Мы изощрялись, лазили в самые густые кусты, куда не
забирался ни один грибник, обследовали придорожные канавы, не брезговали уже
ни сыроежками, ни волнушками, не отказывались от любых корней. Но все-таки
грибов находили мало. Их стало много, когда мы узнали, что в лесу на каждые
два десятка съедобных грибов приходится не больше одной поганки. Значит, мы
топчем культурные грибы только потому, что не знаем их.
В здешних местах все неизвестные грибы называются собачьи губы. Их даже
в руки брать брезгуют. Зато подберезовики называют здесь обабками,
подосиновики - красными грибами, боровые рыжики - бабаухами, волнушки -
вовденицами. А собачьими губами оказались и вкуснейшие опята всех видов, и
удивительные сочные чушки, или свинушки, или дуньки - где как их назовут, и
белые, как грузди, ореховики, и, конечно, лисички, сморчки, чернушки... О
грибной лапше, о трюфелях и говорить не приходится, здесь о них просто не
слыхали.
А мы вычитали из книжек, что даже мухоморы многие вполне пригодны для
пищи. Вот когда лес заговорил с нами и открыл нам свои кладовые. Чем больше
узнавали мы грибов, тем полнее становились наши корзины и ненасытнее
страсть. Теперь радостям нашим не было конца.
Не радовалась только наша хозяйка.
Первая ее работа была - выкидывать из наших корзин все собачьи губы.
Делалось это втайне от нас. При этом она хвалила нас за хороший улов. Затем
она сортировала остатки нашей добычи, раскладывая ее на три кучки: для
соленья, для варенья, для сушенья. Солить было почти нечего, так как рыжиков
мы приносили незначительное количество, а груздей вообще не находили. На
варево шли старые подберезовики и подосиновики, огромные и рваные, как
ошметки, как лапотные обноски, да изредка белые царские грибы, похожие на
заплесневевшие пироги-колобаны. Зато сушить было что. Но как сушить, где
сушить? И начались мученья, как с рыбой.
Хорошо тем, у кого есть широченная русская печь, за широким челом
которой, на поду, как на мощеном дворе, может развернуться любая телега. А
если вместо пекарки в доме только плита, а в городском доме и плита не
дровяная, а газовая, тогда как быть?
У нас плита дровяная. Пока ее топишь, она раскаляется докрасна,
закроешь трубу - с полчаса еще не остывает, а через полчаса хоть снова топи,
в духовке даже заварка чая в фарфоровом чайнике через полчаса становится
теплой, как помои.
Хозяйка поначалу раскладывала грибные шляпки прямо на чугунную доску
плиты. Они мгновенно пускали сок, пузырились, закипали и не сохли, а