"Вадим Ярмолинец. Убийство на Нойвальд-штрассе" - читать интересную книгу автора

годы, когда служил корреспондентом морской газеты. Ее редакция помещалась на
улице Пушкинской, в здании с высокими узкими окнами и огромными пустынными
комнатами. По утрам мы с заведующей отделом культуры этого издания пили кофе
в "Красной". Слушая сказочные истории о ее бесчисленных увлечениях, я втайне
мечтал стать ненадолго одним из них. Я слушал ее, наблюдая по ходу
неторопливого рассказа жизнь приходящих в себя после трудовой ночи
проституток и фарцовщиков.
Григорий сидел за соседним столиком со своим напарником Сашей Шкетом,
тогдашней подругой Олей Спицей и старым шулером Люсиком Дворкиным.
Шкет, развалясь в кресле, тыкал сигаретой в лицо своему печальному
собеседнику:
- Люсик, кто ты вообще такой? Что ты из себя представляешь? Ничего.
Ну, ты облапошил пару лохов, а дальше?
- Ну, положим, я облапошил не пару лохов, - хорохорился Люсик.
- Ты - ноль, Люсик, - говорил Шкет, упиваясь собственной
состоятельностью на фоне чужого ничтожества. - Тебя мама должна была
назвать не Люсиком, а Ноликом, ты понял?
Сидевшие вокруг захохотали, а Шкет продолжал:
- Скажи, кого ты знаешь? Ты знаешь хоть одного известного человека?
Хоть одного музыканта, режиссера, писателя?
- Зачем мне их знать? - пожимал плечами Люсик.
- Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Правильно? Кто
твой друг, Люсик? А?
И тут Григорий повернулся ко мне и сказал:
- Ярмолинец, я хочу тебя представить Люсику. Дворкин, это - Ярмолинец
- писатель.
Бледный от обиды и волнения Люсик поднялся и, протянув мне
подрагивающую руку, сказал с благодарностью битой собаки:
- Здравствуйте, я - Люсьен Наумович Дворкин . Можно просто Люсик.
В этот момент, я помню, глаза Спицы сияли. В такие минуты женщина
влюбляется в мужчину за широту натуры, за щедрость души, за благородство.
Они тогда постоянно были втроем. Оля Спицына, Григорий и Саша Поздняк
по кличке Шкет. Они промышляли на круизных судах, ходивших из Одессы в
Сухуми и обратно. Спица заманивала "лохов" за карточный стол, а Шкет с
Григорием раздевали их. Это была легкая и радостная жизнь, безвозвратное
счастье, которое Григорий оценил с большим опозданием. Потом Ольга
неожиданно для всех вышла замуж за заезжего немца-инженера и Григорий,
неожиданно для самого себя затосковал.
Он женился на закройщице из местного Дома моделей. Она была хороша,
Валентина, Валентина... нет, не могу вспомнить ее фамилию. Слишком простая и
гладкая. Сидорова, Петрова, Иванова, что-то в этом роде. Высокая, худощавая
блондинка с прозрачными голубыми глазами. Ей было безразлично чем он
занимается, она хотела уехать. Она жила в мире своих иллюзий, изобиловавшем
дорогими тканями, мехами, красивой обувью, косметикой.
Брайтон-Бич произвел на них тягостное впечатление. Они увидели одну из
ипостасей улицы Советской Aрмии, причем не в том ее районе, где она, плавно
изгибаясь и минуя тонущий в платанах Приморский бульвар, уходит к картинной
галерее ришельевских времен, а в совершенно противоположном. Там, где,
залитая пивом и мочой, она приближается к Привозу, запутавшемуся в паутине
темных улочек со зловонными овощными лавками, винными подвалами, ханыгами и