"Владимир Янкелевич. Смерть " - читать интересную книгу авторакак сказал Э. Ионеско в пьесе "Король умирает", "каждый умирает впервые".
Каждая смерть в своей банальности всегда нова и тем схожа с любовью - извечно новой, издревле юной: любовь всегда нова для тех, кто ее переживает, для тех, кто произносит тысячу раз повторенные слова любви так, будто они еще никем никогда не говорились, будто эти слова, обращенные мужчиной к женщине, - первые с начала мира, будто это первая весна и первое утро на свете; это новое, небывалое утро, новая, небывалая заря наполняют влюбленного ощущением неистощимой силы перед чем-то неисчерпаемым. Здесь каждый подражатель - творец и первооткрыватель, любая копия - оригинал, попытка начать заново - всегда первоначальна. С тех пор как существуют поэты и поэзия - как удается людям что-то добавить к сказанному о любви? Однако факт остается фактом: у каждого влюбленного - свое неповторимое свидетельство о любви, собственный беспрецедентный опыт, каждый вносит свой особый вклад в эту область, где компетентны все! Возражая Федру, Агафон указывает, что бог Эрот - самый юный среди богов1; Эрота изображают в облике ребенка, поскольку он всегда рождается заново, говорится в "Рассуждении о любовной страсти". Сколь бы ни казалось это парадоксальным, смерть по-своему тоже всегда молода. Вот почему она отмечена сочетанием привычного и необыкновенного: она поразительна и в то же время столь обыденна, что даже тугодум при встрече мгновенно отличает, узнает и приветствует ее, - такова противоестественная естественность, природная сверхприродность смерти. Лукреций хочет доказать успокоительную закономерность тления с точки зрения физики, он изо всех сил старается убедить нас, а также, вероятно, самого себя (ибо, при всей увлеченности автора, убежденности, как видно, ему недостает), а потому оставляет без внимания глубокую и непреодолимую же таинственного по своей сути. Является ли полное уничтожение личности просто подчинением закону какого-то метафизического тяготения? Трагедия личной гибели противостоит утешениям атомизма. В то время как Бог абсолютно далек, смерть и далека, и близка одновременно. Вероятно, именно чрезвычайной близостью смерти объясняется соблазн, заключенный в пузырьке с ядом 1 Платон. Пир, 195а-б. ТАЙНА СМЕРТИ И ФЕНОМЕН СМЕРТИ 13 для кандидата в самоубийцы: разве толщина этого прозрачного стекла - не единственная преграда между человеком и великими тайнами Потустороннего мира? Персонажам Достоевского случается испытывать это искушение... По словам Метерлинка, посюстороннее отделено от потустороннего полупрозрачной мембраной: по одну ее сторону - посюстороннее, которое уже почти "там", а по другую - потустороннее, едва отдалившееся, такое близкое, что еще почти здешнее: область за гранью мира, или мир иной - абсолютно иной и абсолютно нездешний (расположенный в другом месте, чем "здесь", и иной, чем этот мир) и все же повсюду присутствующий. Как и Богу, ему свойственны вездесущность и везде-отсутствие, он находится сразу по обе стороны, по ту и по эту, он и трансцендентен и вместе с тем имманентен, - ибо самой малости, сгустка крови в артерии, сердечного спазма достаточно, чтобы "там" непосредственно оказалось "здесь"... Смерть стоит за дверью, незримая, но такая близкая! Быть может, смерть - острие мира потустороннего, врезающееся клином в |
|
|