"Генри Джеймс. Пресса" - читать интересную книгу автора

Художнику - существу неизбежно ранимому - нельзя без похвал, без сознания и
постоянного подтверждения, что его ценят, пусть даже немного, хотя бы
настолько, чтобы не поскупиться на крошечную, совсем крошечную похвалу. Они
поговорили об этом предмете, после чего он полностью, пользуясь словами Мод,
отдался в ее руки. И не преминул шепнуть ей на ухо: пусть это недопустимая
слабость и каприз, но он положительно не может быть самим собой, не способен
что-либо делать, тем более творить, не ощущая на себе дыхания
доброжелательства. Да, он любит внимание, особенно похвалу, - вот так. А
когда тобой постоянно пренебрегают - это, скажем прямо, режет под корень. Он
боялся, что она подумает, будто он чересчур разоткровенничался, но она,
напротив, дала ему полную волю, а кое-что даже попросила повторить. Они
условились, она упомянет - так, мимоходом, - что ему приятно доброе слово, а
как она это выразит, тут он, разумеется, может довериться ее вкусу.
Она обещала прислать верстку, но дальше машинописного экземпляра дело
не продвинулось. Если бы она владела квартирой в Эрлз-Корт-Роуд,
украшенной - только в гостиной - восьмьюдесятью тремя фотографиями, все как
одна в плюшевых рамках, и была бы розовой и сияющей, налитой и по горло
сытой, если бы выглядела по всем статьям - как не упускала случая вставить,
когда хотела, не впадая в вульгарность, определить кого-нибудь занимающего
завидное место в социальной пирамиде, - "неоспоримо благородной", если бы на
ее счету числились все эти достижения, она была бы совершенно равнодушна к
любым прочим сладостям жизни, сидела как можно крепче на своем месте,
сколько бы ни мотало весь окружающий мир, а по воскресеньям молча
благодарила бы свою звезду и не тщилась различать модели "Кодака" или
отличать "почерк" одного романиста от другого. Короче, за исключением
нечестивого зуда, ее "герой" вполне отвечал тому разряду, в который она сама
с удовольствием бы вошла, а последним штрихом к его характеристике было то,
как он сейчас заговорил с ней - словно единственной его целью было услышать
ее мнение об этой "загадочной финской душе". Он посетил все спектакли - их
дали четыре, по субботам, - тогда как ей, для которой они являлись хлебом
насущным, пришлось ждать, когда ее облагодетельствуют бесплатным билетом на
"свободное" место. Нe суть важно, почему он эти спектакли посещал возможно,
чтобы увидеть свое имя в каком-нибудь репортаже, где его назовут "на
редкость верным посетителем" интересных утренников; важно было другое: он
легко простил ей неудачу со статьей о нем и, несмотря ни на что, с
беспокойством смотрел на нее голодными - при его-то сытости! - молящими
глазами, которые теперь отнюдь не казались ей умными; хотя это тоже не имело
значения. А пока она разбиралась в своих впечатлениях, появился Говард Байт,
и ее уже подмывало увернуться от своего благодетеля. Другой ее приятель тот,
что только что прибыл и, видимо, дожидался момента, когда удобно будет с ней
заговорить, мог послужить предлогом, чтобы прервать беседу с любезным
джентльменом, прежде чем тот разразится попреками - ах, как она его подвела!
Но себя она не в пример больше подвела, и на языке у нее вертелся ответ - не
ему бы жаловаться. К счастью, звонок возвестил конец антракта, и она
облегченно вздохнула. Публика хлынула в зал, и ее camaradе* - как она при
каждом удобном случае величала Говарда - исхитрился, переместив нескольких
зрителей, усесться с ней рядом. Oт него исходил дух кипучей деятельности:
поспешая с одного делового свидания на другое, он смог выкроить время лишь
на один акт. Остальные он уже посмотрел по отдельности и сейчас заскочил на
третий, сглотнув прежде четвертый, чем лишний раз показал ей, какой