"Генри Джеймс. Ученик" - читать интересную книгу автора

для людей положительных, требует самых пристальных о себе забот. Мистер
Морин в качестве птицы-самца должен был промышлять для своего гнезда
пропитание. Юлик, тот промышлял главным образом в клубе, причем Пембертон
догадывался, что преподносилось оно ему там на зеленом сукне. Девочки сами
укладывали себе волосы и гладили платья, и наш молодой человек понял, чего
от него хотят: он должен был радоваться тому, что воспитание Моргана,
уровень которого, разумеется, будет самым высоким, не вызовет у них
слишком больших затрат. И вскоре он действительно _ощутил_ эту радость,
временами начисто забывая о своих собственных нуждах - настолько
интересными стали для него и характер его нового ученика, и сами занятия,
и настолько приятной сама возможность что-то для него сделать.
В течение первых недель их знакомства Морган был для него труден, как
бывает трудна страница книги, написанной на незнакомом языке, - до того он
был не похож на заурядных маленьких англо-саксов, от общения с которыми у
Пембертона создалось совершенно превратное представление о детях. И
действительно, для того чтобы проникнуть в суть таинственного тома, каким
был его ученик, надо было обладать известным опытом в деле толкования
текста. Сейчас, после того как прошло уже столько времени, в памяти
Пембертона все странности семейства Моринов выглядели какой-то
фантасмагорией, сделались похожими на преломленные в призме лучи или на
запутанный многотомный роман. Если бы не те немногие материальные предметы
- прядь волос Моргана, которую учитель его срезал сам, и не полдюжины
писем, полученных от мальчика в те месяцы, на которые они расставались, -
весь этот период его жизни вместе с появлявшимися в нем персонажами был до
того неправдоподобен, что скорее всего можно было подумать, что все это
приснилось ему во сне. Самым странным в этих людях была их удачливость (а
в первое время он не сомневался, что им действительно всюду сопутствует
удача), ибо никогда еще не видел семьи, столь блистательно подготовленной
к провалу. Не было разве для них удачей то уже, что они сумели удержать
его у себя в течение ненавистно долгого срока? Не было разве удачей, что в
первое же утро они затащили его на dejeuner [завтрак (фр.)], в ту самую
пятницу, когда он пришел к ним (а ведь одно это обстоятельство могло
_сделать_ человека суеверным), - и он безраздельно отдался им, причем
действовал здесь не расчет и не mot d'ordre [здесь: единодушно принятое
решение (фр.)], а некий безошибочный инстинкт, который помогал им, как
кучке цыган, так сплоченно добиваться поставленной цели? Они забавляли его
так, как будто действительно были кучкой цыган. Он был совсем еще молод и
не так уж много видел всего на свете; годы, проведенные им в Англии, были
самыми заурядными и скучными, поэтому совершенно необычные устои семейства
Моринов - а как-никак у них тоже были свои устои - поразили его: все
оказалось поставленным с ног на голову. Ему не доводилось встречать никого
сколько-нибудь похожего на них в Оксфорде, да и за все четыре года,
проведенные перед этим в Йеле, когда он воображал, что противостоит
пуританству (*1), не было ничего, что бередило бы так его юный
американский слух. Противостояние Моринов заходило, во всяком случае,
значительно дальше. В тот день, когда он увидел их в первый раз, он был
убежден, что нашел для всех них очень точное определение, назвав их
"космополитами". Впоследствии, однако, определение это показалось ему и
недостаточным, и, пожалуй, бесцветным - оттого, что оно все равно никак не
выражало их сущности.