"Аскольд Якубовский. Страстная седмица" - читать интересную книгу автора

и безумно остра, и чуть зазевался, вертя ее в руках, и получаешь глубокий
порез.
И просто шутил Семен Герасимов, записывая: "А когда исполнится
тысячелетие моего рода, он достигнет звезд и будет их ремонтировать".
А Марья Семеновна, пока не заработало ее упрямство, сомневалась и в
своем древе, и в своих предках. Но страшно шутит жизнь, сомнения ее были
напрасны, а тысячелетие, которое Семен, отец Марьи, относил, по-видимому, на
2000-й год, уже близилось.
Ибо род, пошедший от оружейника Ивана, сына Герасимова, и в самом деле
отмечен завидной древностью. Только обоснован он в северных густых лесах.
Часть его в маленьких кузницах проковывала железо, что находили даже в воде,
и молотки, выбив из его ноздрей жидкий шлак, изготовляли то, что
требовалось, даже мечи. И познания передавались от отца к сыну и так далее,
и сберегались они - и род их - заботой людей, которым был позарез нужен
кузнец. Но не все были кузнецы, а часть ковыряла те же северные земли и
крестьянствовала на них. Делалось обычно так: старший кузнечил, молодшие
ковыряли землю либо охотились.
В лесах отсиделись Герасимовы от татар, их руками ковались наконечники
стрел и копий, отличные мечи, которые уже тогда Герасимовы умели закаливать
в угольном порошке, делая железо сталистым. И меч их, внешне очень
небрежный, ценился в коня, здорового, сильного, пригодного и для ездки, и
для вспашки земли.
Быть может, и сидели бы они там вплоть до сегодняшних дней, но при
Петре Первом их, как людей ценных, староверы перетащили на Урал и далее, в
Сибирь. И тогда-то нарушился баланс семьи, ибо хлеборобная ее часть осталась
ненужная в таежных лесах. С тех пор пошли беды и встряхивания семьи
Герасимовых. Но увяли староверы, Герасимовы, люди, к вере равнодушные,
приняли новое православие и стали креститься кукишем, лишь бы кузниц не
перетаскивать с места на место. Род их в лесах помельчал и стал щуплым. Но
черты художников по металлу остались, и кого бы теперь ни бери, старуху, ее
Семена или даже Павла, художника, тяга к металлу была во всех. Отец Павла
рисовал картины завода, сам он пробовал (иногда) силы в художественном литье
из чугуна, Семен обожал металлический огонь плавки и сам металл, любил
опиливать его, сверлить и т. д. и т. п. Вся квартира была им переделана, все
металлические части заменены выточенными, выжженными, отлитыми им. И
каминную решетку по старинным образцам он отливал сам.
Но больше всего соответствовал образу Семен-кузнец, дальний родственник
и тоже Герасимов. Это был очень спокойный и крепкий парень, голубоглазый,
молчаливый. И хотя он, судя по ширине плеч, по бычьей шее, по тяжелым кистям
рук, был невероятно силен, но не делал каверз. Он не хватал, как другие, за
косы, не мял груди и не тискал так, что трещали ребра, не щипал до синяков
крепкий, но и весьма вертлявый задок. Он шел рядом, придерживая ее за талию,
и было все надежно. И впервые девушка поняла свою мать, говорившую: "Я за
мужем, как за каменной стеной". Девушка и почувствовала в кузнеце прочность.
А парень был (по городским понятиям) слишком уж тихим, но зарабатывал он
хорошо и славился в деревне тем, что мог чинить даже ружья центрального боя.
А если был случайно материал, как-то железные трубки, то делал новое. Ему
отец уже присмотрел невесту, дочку крепкого мужика Ненашева, рябую
здоровенную деваху. Но кузнец внимательно слушал рассказы отца девушки,
городского рабочего. Тот был так не похож на деревенских, ходил в черном