"Аскольд Якубовский. Прозрачник" - читать интересную книгу автора

страдать.
Кстати, много любить - не значит любить многих".
(В него вошли волны чужой мысли: шеф звал его.)
"Они счастливые, - думал Сигурд. - Они гуляют, наслаждаются, страдают -
и в этом самое большое их богатство. Я же вечно привязан, и нет мне
свободы".
Шеф нудил:
"Сигурд, вы можете понять старого человека? Мои дни уходят, мне
некогда. Отзовитесь! Перехожу на прием". (Сейчас он вслушивается, сжимая
руками свой череп.)
"...Сигурд... Сигурд... Сигурд..." (Это машина.) "Я жду... я жду... я
жду..." Эти волны шли, прямо в мозг щекочущей вибрацией.
"Не хочу! - твердил Сигурд. - Я устану, страшно устану, а мне надо быть
свежим и бодрым... Я оборву волну... отброшу волну. Вон! Пошла!"
Борясь с волнами, Сигурд ощутил Таню. Она подходила к скамье. Между
ними еще лежал промежуток времени, наполненный работой. Первое - обрыв
волны. Второе - изгнание старикашки. Сигурд сделал это разом: напрягся,
отбрасывая волну и сжимая волю до тех пор, пока его свечение не вырисовало
все жилы на лиственных пластинках бузины, сделав ее ржаво-тяжелой.
Старичок вскочил, закричал:
- Эй, эй! Гражданин!
Пиджак его расстегнулся. Старик производил тростью дрожащие
фехтовальные движения.
- Эй, ты, вы, бросьте!.. Вы, ты не смеете!.. У меня будет спазм, вот
увидите...
Старичок ткнул тростью прямо в грудь Сигурда и увязил ее в кусте,
росшем позади. Он издал междометие, выдернул трость и побежал. Сигурд,
глядя вслед, ощутил мозговой покой. Это ощущение оборвалось следующим:
"Она - рядом". Он увидел высокую фигуру Тани. Его посетило двойственное
желание. Ему хотелось быть здесь и далеко отсюда, в Амазонии. Там гущина,
джунгли, лягушачьи дикие вскрики, болотные огни. Этот период колебаний
сделал его расплывчатым продолговатым пятном.


Таня заколебалась у входа в приятную беседку. Показалось, там есть
кто-то. Сверкнула догадка о Вовке - прячется. Он способен. Кажется, его
шевелюра маячила в переднем ряду.
Таня выбрала самый сердитый голос. Спросила:
- Занято?
Молчание.
Заглянула - никого. Таня вошла и села на скамью. Она вздохнула,
положила сумочку на колени, зажмурилась. И все заговорило с ней своими
ароматами.
Говорила влажная земля - испарениями: "Я добрая, я питательная. Пока ты
здесь, я кормлю тебя, перестанешь быть - успокою".
Заговорили бузиновые кусты. Они рассказывали Тане, какие у них листья -
послушные и обильные, пахнущие так же, как лесные травы, если их долго
разминать в пальцах.
Кусты шептали ей о горьковатой серой коре, обтягивающей стволы,
рассказывали о корнях: те обреченно сидят в земляной темноте, чтобы все