"Аскольд Якубовский. Прозрачник" - читать интересную книгу автора

сибирских пионеров... Да, вы не знаете, мой брат занимается росписью
ночного неба над городом, а другой - в свободные часы - делает те
маленькие картины, что оживают на строго рассчитанное время.
Но вернемся к предку. Я думаю, что некоторые его глубинные устремления
получили выход только во мне - его воля, его нацеленность.
Предок жил давно и немного. Он оставил после себя только картины. По
ним судите о его силе.
Жил он в те времена, когда люди много работали на полях и в шахтах. Они
часто болели, им было трудно отдаваться искусству. И этот человек однажды
заболел какой-то древней болезнью, и она дала ему время обостренного
видения.
Он был скромный, хороший человек. И вот, больной и несчастный, он
увидел на земле других несчастливцев и понял их. По старомодной
ограниченности считали, что человек должен переживать горе только людей.
Эта идея - наследие стадного образа жизни, пришедшее к нам из древности. А
также ограниченность. А также смешное мнение, что Земля была звездными
силами изготовлена только для человека.
Мой предок проникся болью всех гонимых человеком животных, птиц я трав.
Он первым стал писать картины о том, как должен жить человек.
...Писал картины... Ими показывал, что животное зависит от клубка
мировых сил - от воздуха и воды, человека и космических лучей, от ветра и
пищи, любви и ненависти, сострадания и дружбы - так и сам человек.
При жизни над ним посмеивались, а после смерти вдруг стали любить.
Его картины есть в музеях, здесь же всего десять маленьких этюдов.
Таня смотрела. Грустно - на картинах странные, дымные, чумазые города,
голые ветки, жалкие птицы.
И Таня поняла смертельно больного художника, бродившего по городу со
своими рабочими инструментами. Она поняла его сердцем.
Но унесла с собой и раздражение на этого художника. Она чего-то не
прощала, не могла простить художнику, а что - не знала и сама.


Этой ночью они зажгли в поле маленький костер, превращая старые
травяные былки в огненную игру, в дым, в разговоры. Таня рассказывала
Сигурду об отце и братиках, о бабушке и маме.
Дым уходил вверх, пророча устойчивую погоду, нависал лунный край с
пятнами кратеров. Волосы Тани становились золотыми паутинками.
Сергей глядел на Таню и видел в ней то розоватое сияние доброй памяти,
то черноватую рябь ее былых тревог. Тогда она казалась ему чужой, из
другого - непонятного - мира. Она пришла, она могла и вернуться в него.
Чем ее удержать? И когда Таня на короткое время замолкала, Сигурд исчезал.
Таня пугалась. Но ближний куст вдруг начинал клониться и щелчками ронять
на нее паутинные листья.
И слышался из него легкий смех Сигурда, растекался по земле. И Тане
казалось - это смеются, качаясь, травы.
- Теперь твоя очередь. Говори о себе, говори, - требовала она. - Только
о себе.
- Это началось так, - говорил Сигурд. Он сел и держал ногу на колене
сцепленными пальцами рук. От напряжения рассказа он светился зеленым
светом.