"Юрий Яковлевич Яковлев. Страсти по четырем девочкам (Мистерия) " - читать интересную книгу автора

Я сказала ленинградке:
"Ты сожги свои тетрадки
И погрейся у огня".
Не послушалась меня.
Все простуженно сопела,
И перо ее скрипело.
Сотрясали взрывы дворик.
Кто-то встретил смерть свою.
Пишет маленький историк.
Пишет летопись свою.

Таня писала свою летопись, от всего отрешилась и писала:
"Лека умер 17 марта в 5 часов утра 1942 года". Потом положила перо -
тяжелое! - и вслух подумала: "Очень трудно писать слово умер. У Леки был
свой угол, отгороженный шкафом. Он там чертил. Зарабатывал деньги
черчением. Он был тихий и близорукий, ходил в очках. И все скрипел своим
перышком, рейсфедер оно называется... Лека умер... Умер Лека..."
Она уронила голову и долго не могла ее поднять. И все, что
происходило дальше, было как во сне. Этот сон снился моим спутникам. Они
были и как бы не были в этом страшном блокадном мире.
Мне вдруг показалось, что я попал к себе домой, что все кругом хорошо
знакомо. Белая изразцовая печь, книжный шкаф, кушетка с тремя подушками и
с пружиной, которая поет, когда садишься. А если подойти к окну, то можно
увидеть нашу улицу... Нет, нельзя ничего увидеть - иней толщиной в палец
покрыл стекла. Мне показалось, что это не девочка склонилась над
тетрадкой, а мама пишет мне письмо о печке со стреляющими угольками, о
елке с золочеными орешками. А когда в пузырьке замерзали чернила, мама
отогревала их своим дыханием. Теперь я понял, как трудно писать голодному
о сытости, окоченевшему о тепле.
Здесь была мамина блокада, мамин мученический крест, терновый венок
ее жизни.
О, если бы я мог опустить занавес, прервать этот страшный спектакль.
Но действие продолжалось - от своего Театра никуда не деться, как нельзя
уйти от самого себя.
Мистерия продолжалась.

Девочка слаба. Подняться силится.
Падает. Поднимется едва ли.
Расскажи нам, старая чернильница,
Как в тебе чернила застывали.
Как о черный лед стучало перышко,
Перышко - голодный клюв воробышка.
Расскажи, как можешь, печка бывшая,
Как ты в дни блокады горевала.
Как стояла, про огонь забывшая,
И жилье уже не согревала.
Но молчит чернильница.
Умерла учительница.
Печь к теплу дорогу не покажет.