"Юрий Яковлевич Яковлев. Балерина политотдела (повесть) " - читать интересную книгу автора

тонким скрипом. Я нырнул в подъезд и - через две ступеньки вверх! При этом
я крепко держусь за перила... чтобы не упасть. И вот дверь, обитая
дерматином. Стучу. Не бью ее, дверь, а стучу. И дверь открывается.
Седая женщина с безучастным видом смотрит на меня и не то что не
узнает меня, а как бы совсем не видит.
- Здравствуйте, я пришел, - бормочу я.
- Вторая дверь направо, - произносит женщина и уходит, растворяется в
бездонной тьме коридора.
Я иду за ней, рукой нащупываю двери. Первая. Вторая. Стучу. Ответа
нет. Открываю дверь и вижу девушку, стоящую спиной к двери в эмалированном
тазу, - худенькую, вытянутую, босоногую, вообще нагую. Она льет себе на
плечи воду, которую черпает из ведра, что дымится рядом на круглой
печке-"буржуйке". Вода течет по узким плечам, по глубокой ложбинке, что
пролегла между остро выдающимися лопатками, по ребрышкам, обтянутым кожей,
по худым, совсем детским бедрам. Она, наверное, не мылась целую вечность и
вот набралась сил, распилила последний стул, нагрела воды. Она выливает на
себя ковшик и, вероятно, испытывает пьянящее блаженство и поэтому не
слышит, как отворилась дверь. Вода течет благословенными ручейками по
острым позвонкам, по худенькой спине...
И вдруг Тамара чувствует, что в комнате кто-то есть, и сразу
скрещивает на груди руки и опускается на колени.
- Кто здесь?
- Это я, Тамара.
Узнала мой голос, но не верит. Опасливо поворачивает голову и
рассматривает меня через плечо. То ли не признает меня, то ли не радуется,
потому что отучилась радоваться. Смотрит на меня, как на призрак, не верит
в реальность моего появления.
И вдруг, как бы очнувшись, восклицает:
- Борис! Закройте глаза! Вы живы?
Тамара опускает голову, прячет подбородок в руки. Шея краснеет.
Я честно закрываю глаза и говорю:
- Я жив, Тамара.
- Вы закрыли глаза?
- Закрыл.
Слышно бульканье воды. Торопливое. Вода шлепается на пол.
- Как хорошо, что вы живы! - Она снова произносит слово "живы", ей
нравится произносить его. - Вы живы! - И снова булькает вода.
Я чувствую, что ей трудно мыться. Обессилела она от такой нагрузки.
Вода все чаще проливается мимо, не попадает куда нужно. Плюхается на пол
маленькими озерцами.
- Вы не открыли глаза? Мама ужо вторую неделю как умерла... в
больнице, - говорит Тамара. - Как вы очутились в Ленинграде?
Я стою у окна и смотрю на улицу. И замечаю, что во многих окнах люди.
Я подумал, что на улице что-то происходит, раз все смотрят в окна. Но
потом понял - солнце. Оно слегка греет сквозь стекло, еле-еле, но греет.
Словно не дозрело, раньше времени запущено в небо. А может быть, оно
теперь всегда будет таким, пережив блокадную зиму, наше бедное
ленинградское солнышко.
- Сейчас расскажу, - говорю я и подхожу к Тамаре. Она уже одета.
- Я очень худая? - спрашивает девушка.