"Юрий Яковлевич Яковлев. Балерина политотдела (повесть) " - читать интересную книгу автора

- Ясно! - сухо сказал капитан и стал внимательно изучать мою
красноармейскую книжку и командировочное предписание.
Комендатура была чем-то похожа на милицию, чем-то на воинскую часть.
Столы, скамейки, сейф. На стенах плакаты: "Все для фронта, все для
победы!", "Родина-мать зовет!". Портреты военных. На окнах решетки.
Посреди комнаты печурка, от которой к окну тянулась длинная труба.
- Кем командирован в Ленинград? - сухо спросил капитан.
- Политотделом. Там все написано, - тихо произнес я.
- Я тебя спрашиваю, а не бумагу, - капитан пальцем ткнул в мои
документы, словно хотел их проткнуть. - Цель командировки?
Все это было похоже на допрос, и я растерялся.
- Дело в том, что до войны я был балетмейстером, - пробормотал я.
Капитан оборвал меня:
- Меня не интересует, кем ты был до войны. Что делаешь в Ленинграде?
Почему не на фронте? Люди воюют, а он по городу гуляет. Балетмейстер!
- Мне приказано найти артистов.
Капитан не обратил внимания на мои слова.
- Где часы, которые выменял у пацана?
Я забыл про часы.
- Нет у меня никаких часов! - крикнул я отчаянно.
Капитан резко встал, сорвал с моего плеча вещмешок. Развязал его. И
высыпал на стол все содержимое: сухари, несколько банок консервов, пакеты
концентрата, горсть сахара... Один кусочек сахара упал на пол. Патрульный
наклонился, поднял и осторожно положил на стол.
В комендатуре установилась гнетущая тишина.
- Расстреливать спекулянтов надо, - с горечью произнес капитан. И
стал сухарь за сухарем, банку за банкой аккуратно, как вещественные
доказательства моей вины, класть продукты обратно в мешок.
- Видите ли, это не все мое... Тут паек полкового комиссара, -
попытался объяснить я коменданту, но он не слушал меня.
В это время дверь отворилась, и в клубах пара возникла
девочка-подросток, она была так закутана, что лицо ее невозможно было
рассмотреть. Из-под пальто торчал белый халат.
- Я из госпиталя, - простуженным голосом сказала она. - Привезли
койки, а разгружать некому.
Комендант поднялся. Посмотрел на гостью. Потом решительно повернулся
к лейтенанту и сказал:
- Прыгунов! У нас там двое на гауптвахте. И этого, - он кивнул на
меня, - балетмейстера. Пошлете. Надо помочь.
...Я иду по набережной Фонтанки и разглядываю огромные круги, которые
образовались на льду от снарядов. Я вспоминаю, как здесь до войны
устраивали каток. Играла музыка. Горели цветные лампочки. Звучали веселые
голоса. Весной каток таял и расколотый на части уплывал в Неву, чтобы
вернуться к новому году. Я вспоминаю и как бы смотрю в перевернутый
бинокль - все это неестественно далеко. Невообразимо далеко. Война,
блокада удалили, отбросили далеко назад то, что было всего лишь в прошлом
году. В прошлом году, как в прошлом веке.
Я иду налегке - без вещмешка, который остался в комендатуре. И без
ремня, потому что арестован. А за мной автоматчик.
И вдруг Аничков мост без клодтовских коней. Куда девались дикие кони,