"Юрий Яковлевич Яковлев. Был настоящим трубачом (Повесть) " - читать интересную книгу автора

шлеме. Пожевывая травинку, он слушал разговор командира с пленными. И
решил вмешаться в их разговор.
- Пусть покажут, - сказал он. - Мы и увидим, для кого играет театр:
для красных или для белых.
- Я покажу! - сказал Котя.
Командир сдвинул фуражку на глаза.
- Ладно, военлет! - сказал он человеку в кожаной куртке. - Пусть
покажут.
Котя подхватил свое знамя и отошел в сторонку.
- А ты что стоишь? - обратился командир к Яшечкину. - Давай тоже.
- Не артист я, а артиллерист, - хмуро сказал Яшечкин, продолжая
стоять на месте.
- Артиллеристы находятся при орудиях, а не путешествуют по горам и
долам, - недружелюбно сказал командир и отвернулся от растерянного
Яшечкина.
А Котя уже развернул трехцветное знамя. И громко, словно находился не
на опушке леса, а в большом зале, начал:
- Мы вам покажем спектакль из французской жизни. Восставшие
санкюлоты, то есть пролетарии, штурмуют королевскую тюрьму Бастилию. Мой
папа, держа в руке старинное кремневое ружье, говорит:

Мы ждем подкрепленья.
Победа за нами!
Пусть мальчик поднимет
Трехцветное знамя!

Но моя мама не согласна. Она стоит на сцене с двумя пистолетами.

Как можно ребенка
Поставить под пули?
Не дремлют стрелки
Короля в карауле.

Котя читал стихи. Показывал, рассказывал. Он один играл за целый
театр. Привлеченные неожиданным представлением, артиллеристы столпились
вокруг мальчика. А его голос, похожий на мамин, звучал громко, чуть
напевно:

Пусть знамя народа
На площади реет.
В ребенка стрелять
И король не посмеет!

Он играл, маленький артист Героического рабочего театра, а в это
время в осиннике появился конный разъезд белых. Ротмистр, худой,
горбоносый офицер, поднес к глазам бинокль, и то, что он увидел, поразило
его.
Орудия стояли на огневой позиции без прислуги. Весь же личный состав
красной батареи окружил мальчика, который почему-то размахивал французским
флагом. Некоторое время ротмистр рассматривал это странное зрелище,