"Рой Якобсен "Стужа" " - читать интересную книгу автора

повел его к реке, в белом сумраке они уселись на берегу, стали смотреть на
ледоход, и отец спокойно объяснил, что работники медлили оставить Эйнара не
потому, что обещали защищать его, а потому, что заподозрили, будто отсылает
он их в надежде, что Стюр погонится за ними.
Гест долго молчал.
В конце концов, он покачал головой и пробормотал, что не понимает, к
чему клонит отец. Торхалли с кривой усмешкой обронил, что в свое время он
все поймет и согласится с таким ответом, ведь работник - он один, сам по
себе, и добавил:
- А мы - семья.
Гест опять ничего не понял. Но предположил, что все это некоторым
образом связано с усадьбой Йорва, с неимущими ее обитателями и Стюровой
властью над ними. А еще подумал, что вместе в Эйнаром исчезнут все его стихи
и рассказы, коли никто не сохранит их в памяти, и сказал себе, что
постарается крепко их запомнить.

Без малого неделю спустя им довелось впервые увидеть страшного
хевдинга. Гест, сидя на солнышке меж большим домом и хлевом, играл с
котенком, когда во дворе вдруг объявился Вига-Стюр, во главе многочисленного
конного отряда. За ревом речного потока никто не слышал, как они заехали в
самое сердце усадьбы.
Ростом Стюр оказался меньше, чем представлялось Гесту по рассказам, и
много старше, да и одет отнюдь не роскошно, не в пример иным из спутников
его, облаченным в яркие рубахи и грозные шлемы, с золоченым оружием. Но
взгляд у него был глубокий, спокойный, словно черная болотная вода, а зычный
голос перекрыл шум реки, когда он привстал в стременах и велел всем -
свободным и подневольным - выйти из домов.
Все столпились во дворе, точно стадо в кольце безмолвных всадников;
Стюр пристально посмотрел на Торхалли, затем, словно пробуя на вкус его имя,
буркнул: "Бонд Торхалли сын Грима из Йорвы", - попросил его выйти вперед и
без долгих церемоний потребовал пеню за то, что он всю зиму прятал здесь
Эйнара.
Торхалли молчал. Гест заметил, что глаз он не опустил.
Стюр спешился, приказал двум своим людям привести Олава из
Ярнгердарстадира, сам же тем часом принялся молча расхаживать по двору, иной
раз, поворачиваясь спиной к йорвовским обитателям, словно мысли его были
заняты совсем другим, а происходящее здесь лишь частица намного большего.
Стюровы люди приволокли Олава и его сыновей, которых тотчас обступили
кольцом пешие и конные воины. Гест, сидя в траве, навострил уши. В конце
концов Стюр приказал Олаву уплатить пеню, иначе, мол, не сносить ему головы,
а Торхалли, коего считал главарем, обязал оказывать ему, Стюру,
гостеприимство всякий раз, как случится ему заехать в эти края - по пути ли
на альтинг,[7] или с альтинга, или по другому какому делу, зимой ли, летом
ли. Когда бы он со своими людьми ни явился в Йорву, должно накормить их и
обогреть, как положено, и коням сена задать, добавил Стюр, будто знал, что
аккурат травы-то здесь и недостает.
Торхалли по-прежнему не говорил ни слова, однако жестом показал, что
все понял и согласен на такие условия.
- Для меня не имеет значения, - сухо бросил Стюр, - соглашаешься ли ты
по принуждению или по доброй воле, я знаю, ты человек чести, и оттого твердо