"Андрей Яхонтов. Бывшее сердце (Главы романа)" - читать интересную книгу автораповерив: черед пойманной добычи не наступил.
Белые, с голубизной простыни, пустое трюмо в углу - вот каким запомнилось то утро. Пипка торчала, как поплавок на тихой воде. - Папа уехал, - сказала сердобольная глухая старуха. Автобус приходил в деревеньку дважды в сутки. На попутке я добрался до станции. Константина и след простыл. Подробно ответив на вопросы мужчины в белом халате, к которому потащил меня отец, я вышел в коридор, папаша остался для беседы с глазу на глаз. Появился из кабинета заплаканный, крепко взял меня за руку и повел домой. Чего было рыдать? Что ужасного, из ряда вон выходящего произошло между мною и Константином? Кого мы побеспокоили, обременили, тронули, задели нашим недолгим путешествием? Кого вообще может и способно взволновать то, что связало двоих и свершается сугубо между ними - не желающими, кстати, посвящать посторонних в свои секреты? Кто вправе лезть в их отношения - оценивать, обмусоливать, судачить? Я разве должен был спрашивать разрешения, если мне нравились защитная рубашка, улыбка, отрешенный взгляд, движение, которым Константин размешивал сметану в супе? Я с ума сходил, так хотел, чтобы Константин меня гладил, прикасался, ласкал. (Ничего похожего не испытывая ни к отцу ни к матери.) На повороте реки, где течение делалось стремительным, я вытащил из воды трепыхавшегося пескаря. Константин закричал: - Снимай с крючка, освободи его от боли! Он был не без странностей. Садился играть в карты со щучьими головами, - Они - люди. (Скользкие красавцы и точно напоминали толстых, лоснящихся адвокатов из материнской свиты.) Зато не пытался, как некоторые, сочась самодовольством, объяснить, что значит быть настоящим мужчиной, не диктовал (подобно другим болванам) с надменной самонадеянной улыбочкой только ему, ему одному известный рецепт: миска мясного фарша, заправленного сырым яйцом. Такая еда якобы содержит концентрат редкостной силы. (Я пробовал эту присоветованную кретинами отвратительную розовую мешанину, меня вывернуло.) Константин не твердил с бараньим упрямством: верный признак самца - волосы на спине и груди. И кривые ноги, потому что подлинные джигиты ведь искони скачут на конях и являются превосходными наездниками. Не прибавлял, подмигивая и ухмыляясь: "Один раз - не пидарас." Мастаки давать советы на деле оказывались просто пачкунами собственного и чужого белья. Константином я любовался. Не забывал его никогда.Женщина, с которой прожил несколько лет, доверила мне сына, скромного и тихого, я сделал его счастливым - как Константин сделал счастливым меня, сам подросток никогда не освоил бы тонкостей и премудростей, что я сумел ему привить. Признак хорошего тона (уж не говорю о религиозной догме) - осуждать Адама и Еву. "Сорвали запретный плод". Но это счастье для всех, что змей эту дикую парочку в конце концов искусил. Иначе мы, их потомки и последователи, извелись бы, проповедуя обожание на расстоянии, близость через пень-колоду. Да нас бы попросту не было, мы не появились бы на свет! |
|
|