"Андрей Яхонтов. Бывшее сердце (Главы романа)" - читать интересную книгу автора

поверив: черед пойманной добычи не наступил.

Белые, с голубизной простыни, пустое трюмо в углу - вот каким запомнилось
то утро. Пипка торчала, как поплавок на тихой воде.
- Папа уехал, - сказала сердобольная глухая старуха.
Автобус приходил в деревеньку дважды в сутки. На попутке я добрался до
станции. Константина и след простыл.

Подробно ответив на вопросы мужчины в белом халате, к которому потащил
меня отец, я вышел в коридор, папаша остался для беседы с глазу на глаз.
Появился из кабинета заплаканный, крепко взял меня за руку и повел домой.
Чего было рыдать? Что ужасного, из ряда вон выходящего произошло между
мною и Константином? Кого мы побеспокоили, обременили, тронули, задели
нашим недолгим путешествием? Кого вообще может и способно взволновать то,
что связало двоих и свершается сугубо между ними - не желающими, кстати,
посвящать посторонних в свои секреты? Кто вправе лезть в их отношения -
оценивать, обмусоливать, судачить? Я разве должен был спрашивать
разрешения, если мне нравились защитная рубашка, улыбка, отрешенный
взгляд, движение, которым Константин размешивал сметану в супе? Я с ума
сходил, так хотел, чтобы Константин меня гладил, прикасался, ласкал.
(Ничего похожего не испытывая ни к отцу ни к матери.)
На повороте реки, где течение делалось стремительным, я вытащил из воды
трепыхавшегося пескаря. Константин закричал:
- Снимай с крючка, освободи его от боли!
Он был не без странностей. Садился играть в карты со щучьими головами,
выпускал сомов, угодивших в сеть, приговаривая:
- Они - люди.
(Скользкие красавцы и точно напоминали толстых, лоснящихся адвокатов из
материнской свиты.)
Зато не пытался, как некоторые, сочась самодовольством, объяснить, что
значит быть настоящим мужчиной, не диктовал (подобно другим болванам) с
надменной самонадеянной улыбочкой только ему, ему одному известный рецепт:
миска мясного фарша, заправленного сырым яйцом. Такая еда якобы содержит
концентрат редкостной силы. (Я пробовал эту присоветованную кретинами
отвратительную розовую мешанину, меня вывернуло.) Константин не твердил с
бараньим упрямством: верный признак самца - волосы на спине и груди. И
кривые ноги, потому что подлинные джигиты ведь искони скачут на конях и
являются превосходными наездниками. Не прибавлял, подмигивая и ухмыляясь:
"Один раз - не пидарас."
Мастаки давать советы на деле оказывались просто пачкунами собственного и
чужого белья. Константином я любовался. Не забывал его никогда.Женщина, с
которой прожил несколько лет, доверила мне сына, скромного и тихого, я
сделал его счастливым - как Константин сделал счастливым меня, сам
подросток никогда не освоил бы тонкостей и премудростей, что я сумел ему
привить.
Признак хорошего тона (уж не говорю о религиозной догме) - осуждать Адама
и Еву. "Сорвали запретный плод". Но это счастье для всех, что змей эту
дикую парочку в конце концов искусил. Иначе мы, их потомки и
последователи, извелись бы, проповедуя обожание на расстоянии, близость
через пень-колоду. Да нас бы попросту не было, мы не появились бы на свет!