"Борис Васильевич Изюмский. Ханский ярлык (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

- Жив! - радостно воскликнул Фрол и припал к груди Бориски. Сердце
едва слышно билось, замирало, точно раздумывая, не остановиться ли?
- Жив!
Закопав Фетинью и других погибших, они приложили к ране Бориски листы
подорожника и, осторожно ступая, понесли его в глубь леса на носилках из
сплетенных веток.
...Бориска пришел в себя на третий день, попросил пить, тихо сказал:
- Фетиньюшку покличьте...
Но никто ему не ответил. Бориска приподнялся, затравленно поглядел на
опущенные головы товарищей, разом все понял. Судорожно всхлипнув, опять
погрузился в беспамятство. Он бредил, пытался вскочить с носилок:
- За что ж они ее?.. Ее-то за что?..
Наконец утих, а еще через два дня с трудом поднялся; щеки ввалились,
лицо постарело. Глубокая борозда пролегла меж бровей. Глаза глядели
сурово, сосредоточенно, в них словно спекся гнев. Кругом стояла тишина,
только временами по верхушкам деревьев проходил ветер.
- Сколь наших осталось? - спросил Бориска идущего рядом Андрея.
- Меньше сотни...
Бориска сжал зубы. Оперся о палку, что держал в руке. Глядя прямо
перед собой, сказал:
- Ничего. Теперь каждый за троих драться будет, зубами рвать глотки
мучителям...
И медленно, упорно, словно Преодолевая тугой ветер, пошел вперед.


МОСКВА КРЕПНЕТ

Торг раскинулся сразу у причала, взбегал вверх, к кремлевским стенам,
будто искал у них охраны. От Бронной и Кузнецкой слобод несся несмолкаемый
гул: там скрежетали напильники, огрызались зубила, то глухо, то звонко
тукали молоты.
Купец Сашко глядел и глазам своим не верил: да неужто это матушка
Москва?
Он вез из Сарая литовцам шелк и византийскую ткань - по коричневому
полю золотые листья, - проделал тяжкий путь и на несколько дней решил
остановиться в Москве.
Она поразила Сашко своим размахом: не ожидал встретить такую, совсем
иной оставил много лет назад. Куда ни глянь - всюду строилась, будто
взялась с кем-то наперегонки; всюду пахло смолой, тесом, валялась щепа.
Виднелись торговые дворы иноземных купцов, полны народом улицы бондарей,
гончаров, овчинников, седельников...
Льнули к берегу плоты с бревнами. Вверх и вниз по реке шныряли
новгородские суда с орехами, медом, хмелем, светлыми щитами, сухой рыбой.
Шумели водяные мельницы. У причалов пристани, на берегу толкалось несметно
люда: зазывали лодочники и скупщики, торговались возчики с купцами, то
там, то здесь встречались смуглые, желтые лица, мелькали тюрбаны, высокие
мохнатые шапки, блестели серьги в ушах, раздавался золотисто-серебряный
перезвон дукатов и московок, динаров и новгородок*. После тверского
восстания перестали ханские баскаки ездить по Руси, и - это даже он, купец
Сашко, живший далеко от родины, чувствовал - легче дышалось.