"Борис Васильевич Изюмский. Град за лукоморьем (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

- На княжий стол!
"Та же песня, - сокрушенно подумал Евсей, и желваки заиграли на его
скулах. - Тощему народу тощим и быть". На душе стало смурно.
Они двинулись дальше. Меж двух минаретов раскинулись цветные навесы:
персы в полосатых халатах продавали чувяки, осыпанные блестками, с
загнутыми вверх носами, плоские колодки для входа в мечеть, изделия из
бамбука; армяне разложили сладости, гранаты, айву, грецкие орехи,
разменивали монеты на небольшие стеклянные браслеты Белой Вежи. А чуть
дальше лежали на земле шкуры пантер из Индии, барсов с Кавказа, лезгинские
ковры, франкские мечи, кольчуги Иверийского*, Давыдова царства, египетская
посуда, мускус Азии, слоновая кость из Африки, китайские материи,
пурпурные ткани, перец...
_______________
* Грузинское.


У окованных позолоченной медью ворот в город восемь мечников и
подъездной княж* собирали дань с купцов, осматривали товары, ловко прятали
взятки. Эге, и с половецкого купца тоже пошлину стребовали.
_______________
* Сборщик податей.

У половца безбородое лицо, а когда он снял с головы шерстяной колпак,
бритая голова оказалась схожей с недозревшей тыквой.
Бовкун с детьми стал подниматься по широкой вымощенной дороге к
городской площади. Впереди тянулся воз, доверху набитый таранью. Взбирался
в гору безногий на катке.
Да, Тмутаракань чем-то походила на Киев: слышимой везде русской
речью, стражниками у Золотых ворот, вот этим попом-молчальником с
приседающей походкой, что идет рядом с возом, принимая приветы прохожих -
"Святче божий!", вот этим спесивым боярином, шествующим посередь мостовой.
У боярина чуб заброшен за ухо. Рядом плетется дружинник. На нем шапка с
золотым верхом, голубой бархатный кафтан, сабля с тупым концом, за поясом,
в чехле, нож с роговой рукояткой.
Но это был и совсем не похожий на Киев град: здесь ярко и щедро
освещало солнце пористый, похожий на губку, камень домов меж розовых
акаций. Порывы ветра приносили запахи морей, словно пропитывая ими город,
ворошили сухие водоросли на крышах, оглаживали виноградные кисти.
Здесь жесты горожан были нетерпеливы, голоса клекотали, краски торжищ
переливались ярче, чем возле Днепра Славутича. Восток, Византия, Кавказ
вплетали в узор Тмутаракани свои нити, звуки, придавали его лику ни с чем
не сравнимые черты. В садах возле мраморных зданий, в мощеных двориках
стояли древние статуи, дома из сырцового кирпича, под черепичной крышей.
Матово серебрились высокие маслиновые заросли.
Переулки-лестницы нежданно ответвлялись. Террасы с каменными
подпорами громоздились одна на другую. Валялись обломки каких-то колонн из
красного мрамора, прочно вросли в землю каменные ряды иноземных гостей.
Солнечные часы на Грецкой улице показывали полдень, когда Бовкун с
детьми подошел к торжищу в центре города.
На выдолбленной из дерева трубе с железными обручами - она, верно,