"Борис Васильевич Изюмский. Град за лукоморьем (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

Княжьей горе, крепостью, золотыми куполами собора, минаретами мечетей.
Он пристроился в уступе залива, похожего на раскрытую пасть
неведомого зверя, именуемого Тмутаракань, - град на краю света крещеного.
"Неужто и в нем не припасено нам хоть малое счастье?" - думал Евсей,
ускоряя шаг. И Анна повеселела: "Вот здесь найду одолень-траву".
Ивашка был ошеломлен: именно таким приснился ему тогда, зимой, в
хижке, град, сотканный из солнца и зелени. Отрок глядел с восторгом, карие
глаза его будто бы подернулись голубизной, перенятой у неба и залива.
Солнце поднялось над виноградниками и полями, когда Бовкун вошел в
подгородье Тмутаракани. Здесь многое напоминало Киев.
Лепились в кривых улочках землянки простой чади. Окна были затянуты
пузырями, на заборах дворов, вокруг построек из глины и камыша развевалась
стираная ветошь. Звон наковален сливался с постукиванием камнетесов,
щитников.
Словно ветром в беспорядке разбросало мастерские лучников,
гвоздочников, седельников, тульников, что делали колчаны.
Но было в этом подоле что-то совсем свое. Может быть, от мягкого шума
волны, играющей голышами, от рева верблюдов, близости пристани, запаха
рыбы и лаврового листа, камня, нагретого солнцем.
У Евсея голова кругом пошла от многолюдья, разноязычья. То говорили
по-своему косоги*, хозары, лезги, аланы*, готы.
_______________
* Адыги.
* Осетины.

Бовкун усмехнулся: "Одичали мы на своем острове".
Возле "Столба грешников" на Торгу стоял привязанный оборвыш с
непокрытой головой, а закопченный человек, верно кузнец, говорил укоряюще:
- Будешь еще, тать, красть?
Неподалеку от камня с отметкой тмутараканской сажени мужик, похожий
на разбойника, кричал что есть силы:
- Жарену рыбу!
Здесь шумело рыбное торжище, продавали морские травы, раков,
осьминогов. Рыба трепыхалась в корзинах и чанах, сверкали чешуей
красноватые лещи, одноглазая камбала, серебристая кефаль, севрюга с
расщепленным хвостом, большими круглыми белыми глазами и синеватым
зрачком. Мелюзга - пузанки, селявки - лежала в навал.
Ивашка склонился над осетром: черная, в пробел, спина с одним пером;
на красноватом носу - десяток белых пупырышков.
Словно костяная чешуя в несколько рядов делала осетра ребристым.
Бывает же такое на свете!
- Тут, гляжу, и на долото рыбу удят, - довольно сказал отец.
Три рыбака с трудом протащили огромного серого сома с приплюснутой
головой, спиной, как у свиньи, и длинными усищами.
Ивашка с Анной пялились на эту невидаль.
- Верно, с Дона заплыл, - дивился и отец.
Будто из-под земли вырос кривоногий с сизым носом надзиратель рынка.
- Хвост для князя отрубить! - строго приказал он. Стал отбирать у
продавцов омаров, устриц, черепах, что завезли арабы. - На княжий стол!
Потом добрался и до черной икры: