"Евгения Изюмова. 13 подвигов Ерофея ("Приключения Ерофея" #2) " - читать интересную книгу автораголову такая мысль. И встал рядом с другом. Их оплели хитроумными узлами,
такими, что сам Гордий бы позавидовал. Но иначе было нельзя, ибо Ерофей попросил подплыть поближе - он ведь не был обладателем такого бычьего рева, как Стентор. Уши гребцов укутали еще и покрывалами, и корабль двинулся к берегу. И вот в темноте робко, но старательно, Ерофей пропел: - Меня милый не целует, говорит: "Потом, потом". Я иду, а он на печке тренируется с котом... Потом частушки посыпались одна за другой: в деревне у бабушки он часто ходил на "завалинку" крайней хаты по главной улице села, где усаживались гармонист и парни с девчатами и до глубокой ночи пели да плясали. Ерофею это было удивительно, ведь его однокурсницы обожали другие песни и другие танцы. Однако Ерофей - не селянин, так что скоро стал выдыхаться. Тут на подмогу пришел Гермес и рявкнул такую разухабистую частушку, что Ерофей в изумлении челюсть отвесил, уши его были готовы "скрутиться трубочкой", но в то же время он обрадовался: "Да ведь это Колькина матерщина! Ну, Сирены, ну, держитесь: такое не для ваших нежных ушек!" Но скоро и Гермес начал повторяться, видимо, запас частушечной тарабарщины иссяк, а распроклятые Сирены пели да пели, хотя и жалобно как-то, но ведь пели же, изматывая душу, которая готова была вырваться из тела, а руки дергались под веревками, так и старались вырваться из пут. И тогда Ерофей в отчаянии завопил прямо в темноту: - Птичка сдохла, хвост облез, получился "Анкл-бенс"! И наступила тишина. Но в ушах все звенело и пело, потому что уши, привыкшие к гаму, реву и сладкозвучному пению никак не могли воспринимать - Герка, - прошептал Ерофей, - тихо в самом деле или мне кажется? - Ерошка, - так же шепотом откликнулся приятель, - ведь, и правда, тихо. Они стояли, тараща глаза в темноту, напрягали слух, но ничто не нарушало тишину, кроме ласкового бормотания прибрежных волн. А утром они снарядили на берег небольшую экспедицию на разведку и обнаружили на верхушке самой высокой скалы трех бездыханных Сирен лапками вверх, таких дохлых, что дохлее и не бывает. - Ерошка, это они твоего "анкла-бенса" испугались до смерти, - Гермес подтолкнул товарища плечом. - Что это за чудище такое - "анкл-бенс", про которое я не знаю? Ерофей только усмехнулся в ответ. На радостях, что больше не будут Сирены губить моряков, прямо на корабле устроили пир, и Стентор, наконец, смог вволю поесть - до того времени его держали на диете, чтобы голос не потерял. А потом корабль вновь заскользил по морской глади - ни морщинки на воде: присмирел Посейдон. Мореходы поплыли по просьбе Одиссея к не менее коварному, чем Сирены, Сцилле - чудовищу с шестью головами на длинных шеях с двенадцатью ногами и лающему, как собака. Услышав описание чудовища, Ерофей сказал: "Ага, ясно, вроде нашего Змея Горыныча, только голов больше. Справимся!" И, в самом деле, с этим чудищем, что проглотило тысячи моряков, путешественники справились быстро. Ерофей посмотрел издали на Сциллу, что высунула из пещеры все шесть голов, которые заливались разноголосым злобным лаем, и рассмеялся: "Ну, прям дворняжки гавкают из-подворотни. Герка, |
|
|