"Евгения Изюмова. 13 подвигов Ерофея ("Приключения Ерофея" #2) " - читать интересную книгу автора

голову такая мысль. И встал рядом с другом. Их оплели хитроумными узлами,
такими, что сам Гордий бы позавидовал. Но иначе было нельзя, ибо Ерофей
попросил подплыть поближе - он ведь не был обладателем такого бычьего рева,
как Стентор. Уши гребцов укутали еще и покрывалами, и корабль двинулся к
берегу.
И вот в темноте робко, но старательно, Ерофей пропел:
- Меня милый не целует, говорит: "Потом, потом". Я иду, а он на печке
тренируется с котом...
Потом частушки посыпались одна за другой: в деревне у бабушки он часто
ходил на "завалинку" крайней хаты по главной улице села, где усаживались
гармонист и парни с девчатами и до глубокой ночи пели да плясали. Ерофею это
было удивительно, ведь его однокурсницы обожали другие песни и другие танцы.
Однако Ерофей - не селянин, так что скоро стал выдыхаться. Тут на подмогу
пришел Гермес и рявкнул такую разухабистую частушку, что Ерофей в изумлении
челюсть отвесил, уши его были готовы "скрутиться трубочкой", но в то же
время он обрадовался: "Да ведь это Колькина матерщина! Ну, Сирены, ну,
держитесь: такое не для ваших нежных ушек!" Но скоро и Гермес начал
повторяться, видимо, запас частушечной тарабарщины иссяк, а распроклятые
Сирены пели да пели, хотя и жалобно как-то, но ведь пели же, изматывая душу,
которая готова была вырваться из тела, а руки дергались под веревками, так и
старались вырваться из пут. И тогда Ерофей в отчаянии завопил прямо в
темноту:
- Птичка сдохла, хвост облез, получился "Анкл-бенс"!
И наступила тишина. Но в ушах все звенело и пело, потому что уши,
привыкшие к гаму, реву и сладкозвучному пению никак не могли воспринимать
тишину
- Герка, - прошептал Ерофей, - тихо в самом деле или мне кажется?
- Ерошка, - так же шепотом откликнулся приятель, - ведь, и правда,
тихо.
Они стояли, тараща глаза в темноту, напрягали слух, но ничто не
нарушало тишину, кроме ласкового бормотания прибрежных волн.
А утром они снарядили на берег небольшую экспедицию на разведку и
обнаружили на верхушке самой высокой скалы трех бездыханных Сирен лапками
вверх, таких дохлых, что дохлее и не бывает.
- Ерошка, это они твоего "анкла-бенса" испугались до смерти, - Гермес
подтолкнул товарища плечом. - Что это за чудище такое - "анкл-бенс", про
которое я не знаю?
Ерофей только усмехнулся в ответ.
На радостях, что больше не будут Сирены губить моряков, прямо на
корабле устроили пир, и Стентор, наконец, смог вволю поесть - до того
времени его держали на диете, чтобы голос не потерял. А потом корабль вновь
заскользил по морской глади - ни морщинки на воде: присмирел Посейдон.
Мореходы поплыли по просьбе Одиссея к не менее коварному, чем Сирены,
Сцилле - чудовищу с шестью головами на длинных шеях с двенадцатью ногами и
лающему, как собака. Услышав описание чудовища, Ерофей сказал: "Ага, ясно,
вроде нашего Змея Горыныча, только голов больше. Справимся!"
И, в самом деле, с этим чудищем, что проглотило тысячи моряков,
путешественники справились быстро. Ерофей посмотрел издали на Сциллу, что
высунула из пещеры все шесть голов, которые заливались разноголосым злобным
лаем, и рассмеялся: "Ну, прям дворняжки гавкают из-подворотни. Герка,