"Андрей Измайлов. Предел напряжения" - читать интересную книгу автора

сохранится. И, быть может, даже сумеет перебраться на другие звездные
системы.
- Это не имеет значения, - равнодушным тоном отозвался Лаберро. - Все
равно людям придется начинать все сначала - рабски трудиться, чтобы выжить в
непривычных условиях. Будет ли это им под силу? Вы ведь были на Венере? Что,
по-вашему, там произойдет?
- Если нет своей планеты, на что можно надеяться? Три шанса против
одного, что люди там либо вымрут, либо опустятся ниже уровня аборигенов.
- И я так думаю, - согласился Лаберро. - Ну, а если им удастся выжить,
в чем я весьма сомневаюсь, желаю им удачи. - Он помолчал. Надеюсь,
Сильвестро не подумает, что я в последний миг разжалоблюсь? Этого не
случится. И если телеэкран будет еще работать, я получу немалое
удовольствие, наблюдая, как суетятся муравьи вокруг своего муравейника.
- Три дня - срок немалый, - зевая, пробормотал Макс. - Я, пожалуй,
немного посплю.
Его разбудил голос телекомментатора. Лаберро смотрел передачу. На
экране был зал космодрома в Нью-Хейвене. Длинная вереница молодых людей и
девушек терпеливо ожидала своей очереди на посадку в международные корабли.
Время от времени камера показывала, как стартует очередной корабль:
вздымаясь в дыму и пламени, он исчезал в сулящем спасение небе. Комментатор
коротко, по-деловому, извещал о происходящем. Длинная очередь неторопливо
продвигалась вперед. Камера метнулась в толпу: мужчины и женщины стояли
неподвижно и молча следили за медленным шествием отобранных на посадку.
Лаберро переключился на другую программу. И там шла передача,
посвященная текущим событиям. По-видимому, все станции в этот час всеобщего
бедствия вели репортаж с мест. Показывали службу в церкви: звучала музыка
тысячелетней давности, совершался еще более старинный спокойный обряд. Лица
присутствующих были серьезны и сосредоточены.
Третья станция, которую включил Лаберро, вела передачу из музея
Вейцмана. Здесь множество людей медленно переходили от одного экспоната к
другому, прощаясь с шедеврами античности: вазами из Аттики, римской
мозаикой, хрупкими японскими акварелями. На экране появилась самофракийская
крылатая богиня победы, дважды погребенная и дважды восставшая из руин,
второй раз - из руин Парижа. Ее торс, сильно поврежденный, но все еще
прекрасный, заполнил весь экран.
Макс снова закрыл глаза и глубже уселся в кресле.
Он дремал и, когда просыпался время от времени, видел, что Лаберро не
отрывается от экрана: земной шар готовился встретить свой конец. Нарастающий
темп эвакуации... Церкви, переполненные верующими... Работники коммунальных
служб, спокойно выполняющие свои обычные обязанности... Мир пришел на
последний неторопливый поклон к сокровищам своего прошлого... Десятки разных
сцен, участники которых одинаково преисполнены смирением и стремятся к
единой цели.
Лаберро смотрел на экран. А Макс, очнувшись от дремоты, смотрел на
Лаберро.
Одна сцена, появившаяся на экране через восемнадцать часов после
первого объявления о предстоящем конце мира, была особенно впечатляющей.
Среди гигантских калифорнийских секвой телекамера отыскала семью: отца,
мать, мальчика лет семи и пятилетнюю девочку. Они пробирались между
гигантскими стволами - пигмеи среди великанов. Девочка вскочила на