"Рюрик Ивнев. Богема " - читать интересную книгу автора

Смотрю на продолговатый зеленый стол. Хрустальная люстра, покрытая слоем
пыли, освещает выцветшее, потертое, кое-где порванное сукно, на котором,
точно картонные трупы, лежат карты. На середине стола, будто крепость, на
приступ которой они шли, когда были живы, возвышается куча замусоленных,
потрепанных и сальных денежных знаков. К ним протягиваются пальцы - длинные,
короткие, прямые, хрупкие, толстые, нежные, грубые, кривые, объединенные
одним алчным желанием: схватить, сжать, унести. Я не могу оторвать взгляда
от этого душного, пыльного и в то же время таинственно влекущего зеленого
поля. Сколько денег... Целая гора денег. И все это может принадлежать мне.
Надо отыграться... Надо выиграть. Поехать к Соне, взять денег и... снова
сюда. Только надо достать на извозчика. До Чистых прудов от Смоленского
рынка тащиться пешком не так уж соблазнительно, особенно в такую погоду.
Словно для того, чтобы внушить себе, что идти пешком невозможно,
подхожу к окну: белые хлопья снега падают сверху, кружась в воздухе,
облепляя деревья, крыши и редких прохожих, ныряющих среди громадных пышных
сугробов. Фонарный столб, длинный, тощий, точно вытянувшийся от холода и
тоски, еще освещается собственным светом, тусклым и беспомощным. Вздрагиваю,
точно от прикосновения к чему-то мокрому и холодному.
После снега, ветра, этого тусклого фонаря внутренность безвкусного
грязного клуба кажется уютной. Отхожу от окна и начинаю бессмысленно
толкаться от одного столика к другому. Золоченые стулья испуганно пятятся к
стенкам. Темно-красные портьеры, несмотря на то что они хорошо сохранились,
походят на клочья грязных тряпок. Особенно нелепым выглядит здесь большой
книжный шкаф со стеклянной дверцей, запертый на замок, как бы отгородившийся
от внешнего мира. Сквозь пыльное и, очевидно, не видевшее долгое время губки
стекло выглядывают тисненные золотом переплеты толстых книг, в неуловимых
морщинах которых таится откровенная грусть. На стенах висят картины в
тяжелых рамах и среди них громадный портрет когда-то знаменитого
обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева.
Выхожу в соседнюю комнату. Там тоже стоят продолговатые зеленые столы и
так же душно и пыльно: табачный дым облаками висит над мягкой мебелью с
ободранной бахромой, загрязненной и запачканной, залитой вином и ликером.
Прежде здесь была квартира известного в Москве купца, уехавшего вскоре после
Февральской революции за границу и оставившего ее племяннику, который,
недолго думая, открыл в ней тайный игорный притон. Я знаю, что здесь душно,
грязно, отвратительно и нудно, и все же иду сюда "попытать счастья". Сейчас
я ничего не хочу, кроме одного: во что бы то ни стало отыграться. Эта мысль
засела в голове прочно, вытеснив все остальное. Еще раз окидываю взглядом
комнату, ища приятеля или знакомого, у которого можно было бы занять на
извозчика. Как назло, сегодня ни одного знакомого лица. Все какие-то чужие,
вероятно приезжие.
Сколько здесь этих приезжих! Со всех концов взбаламученной России,
подобно стае хищных птиц, тянутся в Москву любители легкой наживы. Я совсем
не думаю, что сам только что сидел среди этих людей, тучные шеи и алчные
глаза которых кажутся мне омерзительными. Неужели и мои глаза были хотя бы
немного похожи на глаза вот, например, этого человека с лошадиными зубами,
который вдобавок, если я не ошибаюсь, делает попытку мне улыбнуться...
Он смотрит мне прямо в лицо, в этом нет никакого сомнения. Кто это
чудовище? Откуда он знает меня?
- Товарищ Ивнев, вы тоже здесь?