"Ярослав Ивашкевич. Мать Иоанна от ангелов" - читать интересную книгу автора

Но на этот раз призрак дьявола явился ему в облике чуть ли не осязаемом
- он видел прямо перед собой распластавшееся между окном и звездами
гигантское черное тело, безмерно могучее и ужасное.
Но ксендз Сурин не испугался; всматриваясь в мрак, где дьявол теснил
звезды, он повторял:
- Я вижу тебя, вижу! Вижу, как ты злишься, что я пришел бороться с
тобой. Здесь твое царство, но я послан другими людьми во имя божие. Я из
иного царства, я свет, ты тьма, я добро, ты зло...
В пылу молитвы ксендз Сурин не заметил, как его мысли, то и дело
цепляясь за впечатления этого дня и ночи, начали скользить по мирским
предметам и постепенно отдаляться от высот, на которых он зрел борьбу неба
и земли. Была ли тому причиной усталость от дальней дороги или же то, что
он очутился в незнакомом месте и должен был привыкнуть к новой обстановке,
- как бы то ни было, он опустился у окна на пол и, хотя глаза его были
обращены к небу и к светочам небесным, стал думать о своем отъезде из
Смоленска и о последней своей беседе с отцом провинциалом.
Он видел горницу в домике пани Сыруц, где состоялась эта беседа, и
почтенную благочестивую вдову, которая, сидя у печки и грызя баранки,
слушала напутствия отца провинциала ксендзу Сурину. Видел старого своего
начальника, солдатскими жестами объясняющего, как надо преграждать дорогу
черту да как, подбираясь к нему то с одной, то с другой стороны, покрепче
ему допекать.
Пани Сыруц с некоторым сомнением слушала рассуждения ксендза
провинциала, кивала головой, но в кивках этих неизвестно, чего было больше
- одобрения или осуждения. Провинциал в конце концов на нее даже
прикрикнул:
- Ну, скажи хоть слово, матушка, - все только головой киваешь, а толку
от этого никакого. Как полагаешь, верно я говорю или нет?
- Верно-то верно, - прошептала старушка. - Разве может быть что-нибудь
неверное в том, что говорит ксендз провинциал? Но мне сдается, что лучшее
оружие, каким господь бог наделил нас против дьявола, это молитва.
- Ну и что? А я разве не говорю, что молитва? - с горячностью возразил
провинциал. - Молитва, конечно же, молитва, так я и говорю.
- Говоришь так, - молвила старушка, - да сам не очень-то знаешь, что
такое молитва, - заключила она самым невозмутимым тоном.
Провинциал опешил. Он вскочил с места, но тут же спохватился, упал к
ногам пани Сыруц и, целуя ее колено, горько разрыдался.
- О бесценная моя матушка! - вскричал он. - Сам Иисус глаголет твоими
устами, прямо в сердце уязвила ты меня, дражайшая! Да ведь я и правда не
знаю и сказать не умею, что такое молитва. Молюсь - вот и все!
- Молюсь - вот и все, - повторил ксендз Сурин у окна, глядящего в
осеннюю ночь, и вдруг вспомнил, где находится. - Дурные у меня сны, -
сказал он себе. - Бог меня испытует... А я-то знаю ли, что такое молитва?
На коленях переполз он в угол и оттуда стал снова смотреть на ночной
мрак, на звезды и на сатану в небе.
- Пани Сыруц, - сказал он, - святая женщина, но и отец провинциал -
молодчина! Как он мне наказывал чинить сатане допрос, пусть, мол, все
выскажет, выболтает, пусть все выложит. А что может сказать отец лжи, отец
тьмы. Все, что изречет сатана, - ложь, ложь. Все зло копится от лжи, -
прибавил отец Сурин, сидя на корточках, - одна ложь родит другую, и оттого