"Ярослав Ивашкевич. Мать Иоанна от ангелов" - читать интересную книгу автора

- Я хотел бы пойти спать, - сказал он.
- Сейчас, сейчас, - всполошилась хозяйка. - Казюк вас проведет, пан
ксендз. Казюк! Казюк! - позвала она.
Из соседней комнаты нехотя вышел здоровенный, растрепанный парень, взял
со стойки сальную свечу и двинулся в глубь этого вертепа по каким-то
переходам; ксендз шел за ним. Парень был хоть и огромного роста, но хорош
собой; огонек свечи освещал спокойное, задумчивое его лицо. Ксендз
почувствовал симпатию к этому малому. По лестнице с перекладинами вместо
ступеней тот провел его в крошечную каморку. Через узкое оконце виднелось
небо с крупными звездами. На полу лежал набитый сеном мешок. Парень
остановился на пороге и внимательно посмотрел на ксендза.
- Вы, пан ксендз, ничего здесь не бойтесь, - проговорил он низким,
звучным голосом. - Сюда нечистому нет хода.
И, подняв вверх свечу, осветил на дверях надпись мелом: К+ М+ Б+
[Королева Матерь Божья] с крестом над буквами.
- Благодарю, - серьезно ответил ксендз.
- Спокойной ночи, - кивнул Казюк и, унося с собой свечку, исчез за
дверью.
Ксендз Сурин остался один в темноте. Звезды из небесной дали
придвинулись к самому окну, и он поднял неуверенный взор к их туманному
сиянию. Как обычно, в теплый, безоблачный осенний вечер, звезды казались
крупнее, чем в иные вечера, и будто склонялись к земле. Ксендз Сурин давно
считал их лучшими посредницами между землей и творцом. Чем-то вроде
ангелов. От одного взгляда, брошенного ввысь, на бледные созвездия,
тонущие в сумрачном небе, у него становилось легче на сердце, и
обновлялось чувство непосредственного общения с господом богом. В такие
минуты молитва стремительно, как хищная птица, налетала на душу ксендза;
вот и теперь, едва он заметил эти звезды, сияющие так близко за окном,
едва сделал несколько шагов, отделявших его от оконной ниши, едва упал на
колени и оперся на подоконник, обратив лицо к смутному ночному сиянию, -
как душу его наполнила всеобъемлющая ясность, ум был потрясен
подтверждением всех упований и радостей веры, - и холодный наблюдатель в
душе отца Сурина вмиг уменьшился, стал ничтожным карликом, почти вовсе
исчез, меж тем как сознание ксендза заливали волны света, излучаемого
присутствием бога.
Но, странное дело, в такие минуты молитвы - которая, впрочем, не всегда
столь стремительно завладевала его душою, - когда в океане внутреннего
света стихали все скорби и сомнения, ксендз Сурин рядом с этим светом
замечал небольшое темное пятно где-то на самом дне своей души, крохотную,
черную ячейку - резко отличную от этого света, от этого сияния божьего, -
маленький, обособленный уголок, где, скрючившись и прячась, но никогда не
исчезая совсем, пребывало зло. И пока он молился, этот сгусток тьмы
начинал выпускать черные, гибкие щупальца, они разматывались из каких-то
узелков и бугорков и все больше оттесняли свет Иисусов. Черная масса
быстро разрасталась - и ксендз Сурин вдруг видел так четко, словно
телесными глазами, видел мысленным взором своим всю огромность и мощь зла.
И весь мир являлся пред ним разделенным на свет и мрак, на сияние и тьму -
и с содроганием постигал ксендз могущество тьмы и, падая ниц пред этим
ужасным видением, в отчаянии взывал:
- Боже, боже, зачем ты меня покинул?