"Георгий Иванов. Петербургские зимы " - читать интересную книгу автора

- Куда же мы пойдем?
Гумилев стряхивает снег со своей обмерзшей дохи и поправляет чухонскую
шапку с наушниками.
- Ты не торопишься? Прогуляемся тогда до Лавры. Мне надо там к
сапожнику.
- С удовольствием. Но что за идея подбивать подметки у Лавры, когда
сапожник есть на твоей лестнице?
- Ну, мой у Лавры не простой сапожник. Я поэтому к нему и хожу.
Умнейший старик. Начетчик - священное писание знает, как архиерей, о Пушкине
рассуждает. Я Лернера к нему свести собираюсь - пусть потолкуют.
- Какой-нибудь скрывающийся генерал или профессор?
- Ах, нет - мужик с Волги, в тридцать лет писать научился. Но умнейший
человек и презабавный. Вроде Клюева, только поострей. Да ты сам увидишь.
Мы прошли Старый Невский и, обогнув Лавру, свернули в какой-то проулок.
Деревянный забор, двор, засыпанный снегом, потом сени, лесенка, наконец,
узкая дверь с молотком-колотушкой. Открыла босоногая девчонка. - "К Илье
Назарычу? Дома".
...Проворно работая шилом при свете коптилки, старик в грязной блузе,
поблескивая из-под железных очков колкими глазками, говорил:
- Вы, Николай Степаныч, извиняюсь, ошибаетесь. Пушкин, Александр
Сергеевич, России не любил. До России ему дела никакого не было. Душой он
немец, вот что. А любил он, ежели желаете знать, жену да Петра.
- Какого Петра?
- Петра Первого, Великого, как его зовут. А почему велик - все потому
же, немец был, не русский.
- Вы, Илья Назарыч, заговариваетесь что-то. Пушкин немец, Петр Великий
немец. Кто же русские?
- Русские? - Старик пристукнул пузырь на распластанной подметке. -Хе,
хе... Кто русские... (Где я слышал этот хрипловатый голос и это хихиканье?
Ведь слышал же?).
- Русские? Как бы вам сказать... Ну, для примера, вот вам наш
Санкт-Петербург - град Святого Петра, хе-хе... Кто его строил? Петр,
скажете? Так ведь не Петр же в болоте по горло стоял и сваи забивал? Петра
косточки в соборе на золоте лежат. А вот те, чьи косточки, тысячи и тысячи,
вот тут, - он топнул ногой, - под нами гниют, чьи душеньки неотпетые ни
Богу, ни черту не нужные, по Санкт-Петербургу этому, по ночам, по сей день
маются, и Петра вашего, и нас всех заодно, проклинают, - это русские
косточки, русские души...
Он опять согнулся над сапогом.
- Трудно на вас работать, господин Гумилев. Селезнем ходите, рант
сбиваете. Никак подметку не приладишь.
- Это у меня походка кавалерийская.
- Может, и кавалерийская, только, извиняюсь, косолапая...
- Все-таки, Илья Назарыч, почему же Пушкин немец? Старичок опять
захихикал.
- А вот я вам стишком отвечу:

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой стройный, строгий вид,
Невы державное теченье,