"Валентин Дмитриевич Иванов. Русь изначальная. Том третий. Исторический роман. Трилогия о начале Руси; №2.3." - читать интересную книгу автора

Помнил разговор двух стариков, услышанный в юности.
<О смерти-то думаешь?> - один спросил.
<Нет, - ответил другой. - А ты думаешь?>
<Думаю...>
<И что же?>
<Страшно>.
Много, ох много забылось, а такое запомнилось. Сам Ярослав часто
смерти боялся. Сосчитай! Не сосчитать, памяти не хватает.
Закончив беседы с книжниками, которых он не убедил, Ярослав перестал
бояться смерти.
Есть время сеять, есть время убирать жатву; есть время жить, есть
время умирать. Так писал человек из-за великой любви к жизни, часто
думавший о смерти, ибо был он от смерти далек, и боялся ее, и баюкал свой
страх. Человек не семя, а жизнь не жатва, из дел человека получается иное,
чем он замышлял, и пусть тебя осуждают, и пусть тебя украшают делами,
совершившимися при тебе будто бы по твоей воле, что тебе!
Почти всю жизнь князь Ярослав хромал, не замечая хромоты. Ныне ему не
хотелось ходить, мешала хромая нога - пусть мешает.
Надоело говорить, распоряжаться, все он делал через силу, и привык, и
делал через силу, про себя усмехаясь: надолго ль тебе будет нужна
привычка? Не боялся он умирать, и в этом была его радость, нет, какая же
радость, проще и лучше - покой.
Ему говорил посол императора Германской империи:
- Твое величество совершило единственное в мире и неподражаемое дело.
Все в Европе собирали законы былой Римской империи и клали их в основу
своих законов. Ты собрал законы твоего народа, не внес и слова чужих
законов, поэтому твои законы легче исполнять, чем наши.
Плохая жизнь, когда правда есть лучшая лесть. Германский посол
заботился, чтобы Русь не усилила своими союзами чехов и ляхов, и льстил
правдой русскому князю.
Стало быть, кто назвал поле - полем, реку - рекой, гору - горой, тот
совершил великое дело? В русском законе - в Русской Правде собрана еще раз
правда русских обычаев. И это неподражаемо? Германцы мастера на выдумки,
Ярослав читал их законы: древнее слито с новым, недавнее со старым
сплетено. Но - прочно все, проткнуто шильями, сшито, как дратвой.
Старый князь смотрел на германского епископа, посла императора.
Хватит Ярославу и греческих епископов. Своих нужно ставить, только своих,
спасибо послу. Завещал бы это старый князь, будь он еще далек от смерти.
Но был близок и знал тщету завещаний.
<Все они почувствуют себя вольными, когда я умру совсем, - думал
Ярослав, - такими же вольными, как дерево, которое считает, что само
шелестит листьями, а не ветер>.
Тогда-то он и полюбил поздней любовью своего брата Мстислава,
который, будучи младшим, умер задолго до старшего, хоть и был богатырь.
Было время, вскоре после смерти Мстислава, когда возник раздор с греками.
Ярослав подумал: хорошо, что нет уже брата. Ярославов посадник, сидя в
Тмуторокани, издали попугивал греков, но умеренно. Обмен и торговля не
прерывались. Русь не страдала от разрыва с империей, таврийские греки от
страха не смели наживаться против обычного. Мстислав же, думал тогда
Ярослав, взял бы себе всю Таврию, а она не нужна. Жаль брата, пришел бы он