"Валентин Дмитриевич Иванов. Русь изначальная. Том второй. Исторический роман. Трилогия о начале Руси; №2.2." - читать интересную книгу автора

остался одиноким. В своем роду среди своих кровных он жил воспоминаниями и
правил родом привычкой к обряду правления. Себя же он держал в жизни силой
воли, единственной силой, которую не отняла дряхлость.
Выставив косым горбом спину, - как давно спина перестала гнуться и
когда нарос горб, князь-старшина не помнил, - он топтался на росском
погосте. Было неприбрано, пора бы велеть прополоть под богами. Да времени
нет - хазары из степи идут. Одеревеневшие ноги старика путались в стеблях
травы. Обеими руками Велимудр цеплялся за княжеский посох. Переступит,
вытащит увязший конец с железной, как у копья, насадкой, опять переступит.
Ветхий старик ковылял по колено в траве у дубовых подножий
покровителей племени. Устал он, ох как же устал!.. Ему нужно вспомнить
нечто, самое важное, самое нужное. Вспомнить бы, более он не забудет. В
ушах свистит, будто близко что-то льется. Велимудру слышится звук: <Ти-ли,
ти-ли-ли, ли-ли, ти-ли...>
Знакомый звук, такой знакомый. Но - мешает, мешает. Сейчас Велимудру
нужно уйти в себя, поискать, вспомнить главное. Еще самая малость, и
вспомнится.
<Ти-ли-ли, ти-ли, ти-ли-ли-ли...> Липкой паутиной тянулась, вилась
без разрыва детская песенка пастушьей свирели. Деревянная дудочка мала и
тонка, ее голос чуть сильнее комариного свиста, но слышен далеко - как
птичий. Вблизи голосом легко заглушить свирель. Но вдали будет слышен не
голос, а свирельный перелив.
В траве, за спиной Велимудра, сидел беловолосый парнишка в холщовой
рубахе. Следя за пращуром, как бы тот не запнулся, не упал, парнишка пищал
в свирель.
Имен много, разве все удержишь в голове. Не стараясь запомнить,
князь-старшина звал кощея-прислужника Малом - от малого. Второе лето ходил
Мал за князем, силенка прибавилась. Велимудр же вовсе иссох. Мал его мог
поднести на руках, хоть головой доставал лишь до подбородка старца.
Для родовичей Велимудр - князь, для Мала - забота. Они всё вместе и
вместе, древнее смешалось с детским. Старик про себя нашепчет, Мал
по-своему поймет.
Под навесом для гостей на скамье лежали мешочки из холстины. В них
съестной припас: печеный хлеб, толченое просо, луковицы, сушеная рыба,
завяленное мясо, соль, вымененная у ромеев. В очаге допревал кусок мяса в
жидкой кашице. Перестав свистеть, Мал побежал к очагу поглядеть, не готово
ли варево. Помешал, попробовал - мягко ли? Зубов у Велимудра совсем нет.
Свирель умолкла, и князь-старшина вспомнил, что хотел. Всю жизнь он
прожил в страхе. Всегда в нем было два человека: один боялся, другой
прятал стыдное чувство. Никому не признавался, никому не признался бы, но
дни были отравлены. Привык, не давал воли страху, жил, как все. Думал, не
все ли боятся, не все ли прячут и от себя, и от других мысль о тщетности
жизни, которую завтра насильно отнимут. При вести о хазарах Велимудр
отказался от старшинства, чтобы не мешать роду своей беспомощной
дряхлостью. Пусть отбиваются, как умеют. Жизнь не мила, нужен покой, чтобы
в покое уйти. Самая страшная смерть - от зверя. Зверь будет тело трепать,
не даст умереть в покое. Нет страха, есть злоба на степных людей за то,
что не дали умереть в покое.
В горьком бессилии Велимудр поднял руку на Дажбога. Метил в лицо
покровителя славян острым посохом и шептал: