"Сергей Иванов. Тринадцатый год жизни" - читать интересную книгу автора

И тут же почувствовала, как Машка решительно толкает ее в спину:
- Пойдем отсюда... Здесь не плачь! - Повернула Стеллу к себе лицом: -
Быстро переодень маечку и тапки! - Она в одну секунду обрела власть.
А Стелла вдруг все начала делать с непонятной поспешностью, будто они
опаздывали на поезд, или будто они беженки, или будто еще кто-то такие же.
Сели в лифт, и обе вздохнули облегченно - словно спаслись. Поглядели
друг на друга. И даже улыбнуться захотелось.
- А братишка твой знает? - вдруг спросила Машка. Просто удивительно, до
чего она оказалась опытным человеком.
На улице было тепло и солнце. И каждому дню, по правде говоря, надо
было молиться как чуду, не загадывая на завтра: все сроки хорошей погоды
давно прошли.
- Мы куда? - спросила Стелла.
- На реку.
Ни один настоящий москвич так не сказал бы. Москвич скажет: "На
Москва-реку". Но Машка и не была настоящей москвичкой. В подмосковный
детский дом она попала случайно (как именно, Стелла не знала, просто Машка
сказала однажды, что случайно). А оттуда уж ее... удочерили.
Машка жила в этом районе неполный год. А Стелла целых восемь! Но
все-таки она не знала тех закоулков, которые знала Машка.
Кусочек Москвы в районе Смоленской площади, может быть, остался
единственный такой во всем нашем городе. Его тоже, конечно, как и весь
Центр - заставили новыми большими домами, которые выедают из неба
светло-коричневые здоровенные квадраты. Однако у самой набережной еще много
домов старых. Некоторые из них каменные, другие деревянные. Они стоят, не
стесняясь друг друга. Меж ними растут старые, довоенные, дореволюционные,
вообще доисторические деревья, вольно уместились палисаднички с цветами и
даже с грядками лука кое-где.
И тут еще есть проходные дворы. Их когда-то много было в Москве.
Пожалуй, слишком много. С этим были связаны всякие темные истории (а больше,
конечно, легенды).
Но потом, когда стали ломать старую Москву и строить тех квадратных
пожирателей неба, проходные дворы исчезли вместе с исчезнувшими домами. И
вот уж их совсем не осталось этой приметы минувшего времени. Тогда хватились
москвичи: "Где же наши проходные?" Чуть ли не в Красную книгу стали их
заносить. А уж заносить-то вроде нечего. Жаль!
Стелла по своему возрасту не застала Москвы знаменитых проходных дворов
и высоких заборов, отделявших дом от дома, как государство от государства.
Но когда Машка повела ее этими остатками тенистых, узеньких, а кое-где и
мрачноватых переходов, сердце Стеллино, сердце коренной и потомственной
москвички, сейчас же почувствовало родное.
"Надо же, как здорово, - подумала она. - Чего я раньше тут не ходила?"
Неожиданно они вынырнули на большую улицу. Машка уверенно толкнула
дверь подвальчика "Русский квас".
- Ты чего?
- Надо...
Потом они снова углубились в лабиринт дворов, и вот наконец
расступились последние два дома, отстало последнее дерево, они оказались на
набережной. Машины ревели бесконечным конвейером - чуть ли не таким же
широким, как сама река. Но конечно, не таким.