"Вячеслав Иванов. Перевернутое небо (Записки о Пастернаке, окончание)" - читать интересную книгу автора

Вскоре мы заметили новость: в нашем поле перед дачами (в дальнем левом
углу) появилась большая казенная машина - грузовик армейского образца,
видно, для наблюдения и слежки, а то и для острастки. Гуляя, мы с Таней
подошли к ней вплотную. Сидевший впереди человек в военной форме уткнулся в
газету, которую он якобы читал. Машина все следующие дни оставалась на
поляне, дежурила, но меняла место. Позднее она подъехала ближе к воротам
дачи Пастернака. Это был уже явный жест слежки или запугивания.
Многие в самом деле боялись через ворота входить к Пастернаку. Борис
Леонидович, захлебываясь от смеха, рассказывал, будто бы он услышал на
втором этаже возле своего кабинета шум в дымоходе. Потом посыпались калоши и
составные части верхней одежды человека, который, боясь войти в ворота,
пробрался с другой стороны в лес за дачей, залез на дерево, потом перелез на
крышу и оттуда через трубу проник к Пастернаку, чтобы выразить тому свое
сочувствие!
К сфере запугивания можно отнести и распространившийся в то воскресенье
и дошедший до Переделкина слух, что затеваются какие-то публичные уличные
демонстрации против Пастернака с требованием наказать его.
Вечером я заходил к Пастернаку на дачу. Из того, что относится к этому
же дню, я нашел в своих беглых записках упоминание об одном коротком
разговоре с Пастернаком в присутствии Зинаиды Николаевны. Он, как ему бывало
свойственно, в лицах изобразил, как она готова за него постоять в трудную
минуту, отстоять от врагов: "Глаза им выцарапаю", - шутливо как бы подражал
он ей. Эта непринужденная прямота, безусловно, всегда ему в ней была по
душе.
Я вернулся в Москву. Начиналась рабочая неделя со всеми моими
университетскими занятиями.


64

Утром 27-го - в тот день, когда собиралось правление Московского
отделения Союза писателей для исключения Пастернака, - мне позвонила Ольга
Всеволодовна. Она попросила срочно к ней приехать, добавив, что Борис
Леонидович плохо себя чувствует и она хотела бы его отговорить от упорного
желания идти на это заседание. Он обещал к ней заехать по пути в Союз. Когда
я пришел, Бориса Леонидовича еще не было. Кроме Ольги Всеволодовны и ее
дочки Иры я увидел еще Ариадну Сергеевну - дочку Цветаевой. Мы успели тогда
только обменяться как будто единообразно звучавшими фразами о том, что ради
здоровья Бориса Леонидовича ему не нужно идти на заседание. Вскоре пришел он
сам. В самом деле он плохо выглядел, был бледен (скорее всего, от волнения).
Не очень уверенно он повторил, что хочет пойти сам и постараться все
объяснить собравшимся. Из его слов было ясно, что это заседание и его
будущее решение для него много значат. К писателям и к тем из них, кто
должен был быть в тот день на правлении, он относился всерьез. Это были его
товариши по литературе. Им он и хотел все объяснить. Он считал, что ему
необходимо там присутствовать. Но чувствовал он себя настолько плохо, что
совместными усилиями нам удалось его отговорить. Он согласился написать
письмо в правление с изложением того, что намеревался там сказать. Он пошел
в маленькую отдельную комнату, мы же остались сидеть в большой - столовой.
Пока мы уговаривали Бориса Леонидовича не ходить в Союз, а он отнекивался и