"Всеволод Иванов. Партизаны" - читать интересную книгу автора

понимаю. С мужиками иначе как бы вы стали жить. Это хорошо.
Выходя от старосты, учитель испуганно и озадаченно спрашивал себя:
- Вот дурак!.. вот дурак!.. Ну, как ты это, а? Как?..
И опасные темные мысли торопливо заерзали в его мозгу.
Немного спустя прапорщик призвал старосту и сказал строго:
- Завтра ты меня поведешь на Смольную гору. Далеко тут? Смотри, у меня
карта есть, не ври.
Староста, заминаясь, проговорил:
- Десять... верст...
Замирая сердцем, прапорщик подумал:
- Есть... не уйдут...
А вслух заносчиво сказал:
- А пока я тебя арестую, понял. Садись тут и не двигайся.
Староста сел, поцарапал у себя за пазухой, зашептал что-то про себя и
подумал:
- Вот засолил, паренек.
Прапорщик почистил запылившийся национальный значок на левом рукаве и
приказал денщику:
- Готовь ужин.
В день, когда прапорщик с уланами поехал ловить на Смольную гору
бунтующих мужиков, эти пятеро скрывающихся людей - четыре плотника и Антон
Селезнев из Улеи - тоже шли на Смольную гору ночевать, но только не со
стороны Золотого озера, где ехали уланы, а с востока - по осиновой черни.
При восходе солнца было еще душно.
- К дождю, - сказал Селезнев.
Шли друг за другом гуськом. Травы были по горло, ноги липли к тучной,
влажной почве. Тонко пахло узколистыми папоротниками и светлозелеными
пучками, дикая крапива свивалась вокруг ног. Подгнившие от старости темные
осины, сломленные ветром, на половину уткнулись верхушкой в большетравье и
приходилось итти под них как в ворота.
Кубдя отвык ходить чернью и ругался:
- Тут пчела-то не пролетит, не то што человек. Чтоб озером-то пойти.
Селезнев обернулся и сказал:
- А матри, парень, кабы озадков не было!
- А што?
- Всяк человек-то бродит. Вон поляки в Улею-то приехали. Баял я,
мужикам-то, айда, мол, в горы. Не хочут. Ну, теперь в тюрьме сиди.
- Кабы в тюрьме, - выкрикнул идущий сзади Беспалый, - а то пристрелят.
Селезнев быстро махнул рукой и поймал овода.
- Тощий паут-то, - сказал он, разглядывая овода, - зима теплая будет.
Беспалый воскликнул с сожалением:
- Эх! Пахать бы тебе, паря! За милую душу пахать. А ты воевать хочешь!
Кубдя пренебрежительно сморщился.
- Не мумли, Беспалый, словеса-то.
Селезнев полез через гнилой остов осины, обвитый хмелем. Остов
хрустнул, поднялась коричневая пыль. Селезнев снял шапку с сеткой и потряс
головой.
- Вот, лешак, весь умазался. Вы, робя, мотри под ноги-то, тут таки
нырбочки попадутся, неуворотному человеку - могила!
- Чтоб тебе стрелило!