"Всеволод Иванов. Московские тетради (Дневники 1942-1943) " - читать интересную книгу автора

Ну а мне-то не все равно? [...]
Согласился написать статью о Выставке к 25-летию РККА, надеясь, что там
будет картина Петра Петровича "Лермонтов". Позвонил им. Ольга Васильевна
сказала, что, хотя Петру Петровичу никто ничего не говорил, однако же он
понял, что лицо у Лермонтова слишком безмятежное и он его подправил: потому,
де, и на выставку не дал. На самом-то деле, наверное, сказали ему, потому
что настроение это входит в настроение, которое прорывается в газетах -
Россия-то Россией, товарищи, но надо помнить, что и тогда... Словом,
всплывают охранительные тенденции, - грозопоносные.
"В последний час" нет. Хорошо, что не подгоняют победу к юбилеям, но
все же настроение падает. Видимо, мешает распутица. В Москве оттепель, почти
слякоть.
Читал свод статей по Достоевскому: современников и более поздних.
Убожество ужасающее. Прекрасен только Владимир Соловьев да К.Леонтьев - и не
потому, что они правы в оценке, а потому, что талантливо, и ощущали, что
Достоевский - сооружение больших размеров, гора.
23 февраля. Вторник
По приглашению "Труда" пошел на выставку 25-летия Красной Армии, чтобы
написать статью. Посмотрел - и отказался. Худо не то, что плохие картины
[...] - а худо то, что от выставки впечатление такое, что люди посовали что
попало и куда попало. По залам ходили тощие люди в черном, преимущественно
художники и их жены, скучая, глядели на рамы, именно на рамы, а не на
картины.
Вечером зашел Б.Д.Михайлов. В международной обстановке изменений нет,
разве что наши отношения с союзниками становятся все холоднее. Закрыта
"Интернациональная литература", поскольку, мол, этот журнал стал
англо-американским - "а это нам не нужно".
[...] Лагерь пленных. Комендант Великих Лук, которому Гитлер обещал
переименовать город в его честь. Его просят доложить пленным, как он защищал
Великие Луки. Он поправил на шее железный крест и начал: "Я - враг
большевиков, но я в плену". Затем - вопросы пленных: "А почему полроты
погибло, которых вы посылали за баранами?", "А восемь человек перебили
ходили они за молоком для вас?" Все вопросы в струнку, по форме. И под
конец: "Почему вы не выполнили долг немецкого офицера - не застрелились?"
Полковник объясняет так, что у него выбили из рук револьвер. Под конец
собрания выносят единогласное решение: "Просить коменданта лагеря выдать на
один день револьвер господину полковнику Зельцке".
24 февраля. Среда
Позвонила Екатерина Павловна - поздравила с днем рождения. Была в
Горках - полное разорение. Да и то сказать - что может уцелеть, если
проходили мимо армии! То же самое у нее на даче в Барвихе. Все поломано и
побито.
Утром - комиссариат. Заполнял анкету, вернее, заполняла какая-то
грудастая девица, которая никак не могла понять - как это я не служу? И была
довольна, когда я ей сказал: "Ну, пишите - служу в Союзе Советских
Писателей".
Вечером - Николай Владимирович и Бажаны, который все не может улететь в
Харьков. Николай Владимирович к дню рождения подарил мне "парабеллум" с
патронами, а Маня - стихи мрачного свойства о "Старом доме". Ужас, как
мрачно!