"Всеволод Иванов. Агасфер" - читать интересную книгу автора

этот нудный и надоедливый, как овод в летний день, бред? Кому же тогда? Не
мне ли самому?

* * *

Последующие часы я чувствовал себя мерзко, а последующие дни были еще
более мерзки и противны. Лето было дождливое, с частыми холодными северными
ветрами. Я бродил вдоль лентовидных набережных Москвы-реки и, не найдя сил
справиться с тоской, пришел в военный комиссариат. Молодой лейтенант принял
меня ласково. Он немедленно направил меня к врачу, тот - к другому, и,
наконец, трое, посовещавшись, сказали, что сердце мое действует неважно,
наружный вид хуже... "Вы что, далее вроде и ростом стали ниже? А ну-ка,
смерим?" Я встал к линейке. Врачи с недоумением переглянулись и поправили
какие-то цифры в моем "деле". Затем старший врач сказал:
- И вообще, куда вам торопиться на фронт? Поправляйтесь.
- Друзья ждут, - отозвался я, хотя никаких особенно друзей на фронте у
меня не было: я командовал ротой связи и давно уже не получал известий
оттуда.
- Подождут.
- А галлюцинации у меня могут быть? - спросил я вдруг, совершенно,
впрочем, не надеясь, что врач ответит правду.
Он снова выслушал меня, расспросил и сказал:
- Галлюцинации? - Помолчав, он добавил: - Могут. Но особенно не
беспокойтесь: они скоро, месяца через два-три, исчезнут. Курите? Бросили? А
вы закурите.
И он угостил меня папироской.
Папироса успокоила. "Бред? И отлично! - думал я, весь дрожа от
радости. - Раз доктор признал, что у меня бред, значит, он скоро исчезнет.
Выздоровею, забуду про этого Агасфера... и поскольку у меня бред, не отбить
ли мне любовника у Клавы? Вот будет потеха, когда он окажется Агасфером!"
Клава служила приемщицей телеграмм в почтовом отделении на Ордынке. Я
пошел к окошечку Клавы. Я стоял в очереди, слышал за окошечком ее голосок,
так хорошо мне знакомый, ее рука выбрасывала квитанции и сдачу, раза четыре
возникала и исчезала возле меня очередь; наконец, когда помещение опустело,
в отверстии показалось ее бледно-серое, истощенное лицо с большими глазами,
и она спросила без особого удивления:
- Каяться пришли?
- Каяться, - ответил я. - Простите за Геенову.
- Как? - спросила она со смехом.
- Я переделал вашу фамилию.
- Разве? Не помню. А если и переделал, то очень даже недурно. Геенова?!
Это даже выразительно. Я себя, Илья Ильич, действительно чувствую гиеной, у
которой перебили ноги. Они где живут, в болотах?
- Гиены-то? В камнях и песках.
- Ну, там подыхать легче. В болоте куда труднее. Да, хорошо! - добавила
она, вздохнув и подавая посетителю телеграфный бланк.
Мы подождали, пока посетитель писал и оплачивал телеграмму, а когда он
ушел, Клава подняла на меня мокрые от слез глаза и быстро проговорила:
- А я ведь продалась, Илья Ильич! Не махайте руками и не ахайте: надо
торопиться сказать, а то посетители придут. Не за деньги, конечно, - за