"Всеволод Иванов. Канцлер (Историческая повесть, преимущественно в диалогах) " - читать интересную книгу автора

- Через гостиную, через гостиную, раз вы не желаете встретиться со
своей дочерью. Идёмте, граф. Лаврентий! - Вошёл слуга.- Проводи графиню и
госпожу Ахончеву в мой кабинет.

Оба удалились, а в другие двери уже входили графиня Развозовская и
Ирина Ахончева. Развозовская одета богато, Ахончева - вдова коннозаводчика
Ахончева, женатого на ней вторым браком, напротив, одета скромно, в тёмное,
монашеское почти,- кроме того, соблюдала траур. Они сели в разных концах
комнаты. Ахончева сидела неподвижно, опустив глаза и глядя на свои руки,
сложенные на коленях. Откуда-то - из распахнутого окна или из других комнат
дома, что, однако, маловероятно, послышались звуки рояля.
Преодолевая тягостное и неприличное молчание, Ахончева заговорила:
- Графиня. Ваша внешность подсказывает мне, что у вас тёплое и ласковое
сердце. Я читала книги, вами написанные. Они полны любви к несчастным, любви
к нашей родине.
Развозовская ответила:
- Сударыня, я польщена. Мне трудно мерить самой силу моего таланта, но
я действительно люблю свою родину, хотя и решила никогда не возвращаться
туда. В России душновато, мне она больше мила из окна лондонской моей
квартиры.
- Да, я знаю, вы горды...
Развозовская переменила тон:
- Сударыня!
- Не обижайтесь на меня. Я скромная и глупая женщина, случайно попавшая
в большой берлинский свет. Господь благословил меня на дела милосердия. Я
помогаю раненым, приезжающим в Германию на излечение. Бог приказал мне
отказаться от личной жизни, и я подчинялась его приказанию. Вы тоже,
сударыня, отказались от вашего личного счастья ради ваших пламенных книг,
которые мои бедные раненые читают с таким восторгом.
- Мне очень лестно это слышать, сударыня.
- Хотя в тридцать четыре года девушка, не вышедшая замуж, вполне может
считать себя старой девой, и ей остается только писать книги...
- Сударыня! Мне не тридцать четыре года, а всего тридцать, и я не
чувствую себя старой девой. Затем, насколько мне известно, ваш пасынок, а
мой жених, капитан-лейтенант Ахончев...
- Простите меня, грешную, графиня, я спутала ваши годы с годами моего
пасынка...
- Аполлонию Андреичу тридцать два, а мне, повторяю, нет тридцати,
сударыня. У вас вообще странная манера разговора, хотя надо сказать, Берлин
весь чрезвычайно вульгарен, это даже не Вена, не говоря уже о Лондоне. И
если говорить о годах...
- Мне двадцать девять, графиня.
- А вашему покойному мужу было шестьдесят пять!
- И вот именно он, покойный Андрей Лукич, царство ему небесное, научил
меня снисходительно относиться к людским слабостям: чванству, презрению к
ближним...
- Давая этим ближним деньги под векселя по десять процентов в месяц! -
Развозовская встала и пошла к дверям.- Лаврентий! - крикнула она.- Где
князь? Примет он меня или нет? - Вернулась и села, отвернувшись от
Ахончевой.