"Всеволод Иванов. 16-е наслаждение эмира (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Всеволод ИВАНОВ


16-е наслаждение эмира


Рассказ


I

Хвала аллаху, ночь кончается, и костёр наш тухнет: надо спешить
рассказать, и я буду краток. Я не буду описывать тебе, как торопился великий
инструктор Ершов в кишлак Калей-Бигурт, ибо о кишлаке этом слава идёт по
всему Заравшану, что седло не так доступно мужчине - как женщина из кишлака
Калей-Бигурт, а великий инструктор, хотя и превосходно знал все языки
Туркестана, хотя имел крепкую маленькую руку, красивый и хитрый нос, всё ж
три месяца подряд обладал доступным седлом и мучился недоступностью женской
теплоты. Красота часто приучает к невоздержанности, и, страдая девяносто
дней, великий инструктор понял вред своей красоты, так как он плохо исполнял
свои обязанности, спеша в город к привычным жёнам. Ибо если женщина пустыни
открыла своё лицо, то это ещё не значит, что всякий сможет положить руку на
её чресла.
У въезда в кишлак Калей-Бигурт инструктор остановил свою лошадь.
Горестно пахли разлагающиеся отбросы. Тощие собаки искали, дрожа от ярости,
в них кости. Инструктор со злобой обругал голодные пасти. Сердце его заныло.
Сам председатель кишлачного совета, сам Сеид-Раджаб вышел ему навстречу:
огромные глаза Сеида, усеянные алыми жилками истощения и
торжественно-испуганное лицо его радостно склонились перед великим
инструктором. "Ты человек Совета и поучения, и я человек поучения и Совета,
но как перья птицы, лежащие рядом, не равны своей окраской,- так и мы не
равны своими доблестями. Ты с пути, ты устал, а я размышлял дома, позволь
мне поддержать твоё стремя". Инструктор не подал ему стремени. Нога Ершова
весело выпрыгнула, и он подумал, что похоже: пришёл конец девяностодневным
мукам. Аксакалы, старики собрались быстро, и инструктор не успел сказать и
трёх фраз, как они уже всё поняли и быстро ушли, и опять инструктор был
доволен. Барана зарезали, сварили плов, инструктор ел много, председатель ел
мало, всё же все были довольны - и инструктор больше всех, и душа у него
была мягкая, словно из бараньего сала. И тогда председатель сказал так:
- Солнце поднимается, и солнце опускается: никто не в силах помешать
его путям: так и никто не сможет мне запретить говорить. Я скоро буду
коммунист и друг всех коммунистов на земле.
Но горечь звучала в его гордой речи.
- Говори,- сказал Ершов, и кровь поднялась в нём, как у скакуна, когда
потник седла касается спины.
- Ты три месяца ездил по горам, ты устал, и седло твоей душ требует
ласки; кожа, украшающая высокую луку, потрескалась от жара пустыни, и тень
сосца, похожего на виноградину, будет для него целебней. Вот разве, если бы
мы находились с тобой в одном взводе и брали Бухару у войска эмира, и конь
бы мой пал, разве не разделил бы ты коня?