"Вс.Иванов. Возвращение Будды (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Виталий Витальевич думает о дровах. Но у всех заборов часовые. Их
кормят исправно, и они не разучились еще откидывать затворы. Крестьянам
не нужна вшивая и грязная солдатская одежда, они гонят: "зараза".
Греться только разрешают в хлевах, но кто их будет караулить: они могут
выпить молоко или отрубить у живой скотины ногу, - в хлева пускают ред-
ко.
Дава-Дорчжи берет зазубренный, соскальзывающий с рукоятки топор и ру-
бит сверху там, где написано суриком "осторожно".
Выходит из рогож, из стружек желтое, раскосое лицо и отпотело бла-
гостно улыбается вечной улыбкой на вечно теплый огонь.
Профессор снимает сапоги и, выжимая портянки, говорит:
- Я решил, Дава-Дорчжи. В противовес безглазой дикой тьме, мы выпус-
тим омытое европейской пытливостью, благословенное, настойчивое шествие
вперед... Я пока не знаю, куда... но хотя бы провести Будду через водо-
пад... мор и голод... Мне неизвестно, какие у вас мотивы для движения
вперед, у меня есть они: культура и цивилизация, мысль вечная и пьяная
всегда своей волей... я с вами!..
Дава-Дорчжи пальцем указывает женщине: возвратить профессору одеяло,
теперь тепло. Подвигая чайник на более раскаленное место покрышки, он
отвечает:
- Я так и думал, Виталий Витальевич!
Неделю они топят печь досками, которыми забит Будда. Через семь дней
видны его ноги...
Глава V.

Металл, распространяющий и благоухающий спокойствием.

Конфуций над рекой говорил: уходящее, - оно подобно этому, ведь не
перестает ни днем, ни ночью.
(Лунь-Юй IX, 16.)

Колокол толст, - непременно не звонок:
Ухо заложено, - непременно глухо.
(Юань-Мэй.)

События, описанные в настоящей главе, должны бы начинаться так: в
тьме, холоде и ветре теплушка несется вперед. Гыген, злобно махая топо-
ром, рубит ящик. Топор (писал уже) зазубренный: летят пахучие лохматые
щепы. Низенький, плечами немного скошенными, серо-бороденький человек,
намеренно кротко улыбаясь, подкидывает щепы в печь. Женщина и Шурха бо-
язливы: их пугает золотистое тело обнаженного Будды. И вышедший из сос-
новых досок, улыбкой лотоса приветствует снега и ветры.
Уходит из вагона Шурха. Гыген отворачивается, когда монгол сбирает
свои тряпки.
- Теперь вас некому караулить, профессор.
- Я сам караулю себя.
- В последнее время мне часто приходится опускать или отвращать свое
лицо, профессор. Это самая страшная из моих войн. Сможете ли вы себя
укараулить? Их тянет звезда и еще не знаю, что...
Будда сидит: его поставили так, когда вынимали снизу доски. Видны ве-