"Дарья Истомина. Леди-босс " - читать интересную книгу автора

рядом не было. И самой тумбы не было. На ее месте стояла какая-то
никелированная хреновина со стеклянными пузырьками и банками, из которых
свисали тонкие, как щупальца, прозрачные кишочки с иголками.
"Капельница, что ли?" Вскинув руки, я поняла, отчего так болит в
локтевых сгибах: они были истыканы медиглами. В меня вогнали, видимо, не
один литр какой-то дряни. Зачем?
Я ни фига не помнила.
И долго, старательно, как макака банан, изучала свои руки. Они мне не
понравились. Мало того что маникюрный лак слез с ногтей и они выглядели
отвратно, кто-то подстриг их коротко, как младенцу, чтобы несмышленыш не
оцарапал сам себя. Пальцы стали прозрачными, явственно обозначились мослы,
и я вдруг догадалась, что сильно исхудала.
Я прислушалась к себе. Голова была пуста, как барабан. Я потрогала
ее: я была в косынке. Я сдернула косынку и явственно ощутила, что я лысая!
То есть не лысая, а наголо острижена, видно, достаточно давно, потому что
волосы уже отрастали и кололись, как щетинка.
Господи, на кого я похожа?! Неудивительно, что мой Туманский куда-то
свалил: кому нужен такой урод!
Я скинула с себя легкое одеяло и обнаружила, что на мне какая-то
сиротская ночная рубашка из байки. Под ней явственно обозначилось то,
из-за чего меня еще в школе дразнили Оглобля и Дрына. Из трех измерений у
меня осталась только высота, мои почти сто восемьдесят сантиметров.
Зеркало! Дайте зеркало! Я не знала, кто меня обкорнал, я понятия не
имела, сколько я пролежала под капельницами и вообще что со мной
произошло, но поднимите любую из нас из гроба, и о чем мы возопим прежде
всего? Дайте зеркало!
Чтобы оплакать самою себя, но убедиться в том, что что-то все-таки
осталось, и если осталось, то что с этим делать?
Я собралась с силенками, спустила ноги с постели и постаралась
нашарить меховушки. Тапок на своем месте не было. От слабости закружилась
голова, но я все же сползла с кровати, утвердилась на шатких ногах и,
держась за стенку, пошла к зеркалу. Ковер был слишком мягкий и толстый,
ноги утопали в нем, как в траве, я злилась, не находя твердой опоры.
Зеркало стояло в углу, вернее, должно было стоять, такая
трехстворчатая древняя махина с низким широким подзеркальником, чем-то
похожая на иконостас. Цены ему не было. Этому дворцовому зеркалу, в
которое смотрелась какая-то там императрица, чуть ли не Анна Иоанновна,
над его оправой из малахита трудились уральские мастера-камнерезы. Зеркало
где-то откопала первая жена Сим-Сима, Нина Викентьевна. Его
отреставрировали, малахитовую раму и медные подсвечники по бокам не
тронули, потускневшее же стекло сменили на новое, швейцарское. Я
избавлялась от всего, что напоминало о бывшей Туманской. Но на зеркало
рука не поднялась. Во-первых, оно было неподъемное, как Царь-пушка, а
во-вторых, темно-зеленый малахит в черных прожилках был необычайно
прекрасен. Такой бывает густая листва в разгар лета - играющая оттенками,
прохладная... Ну и уж если честно, этот цвет совпадал с цветом моих глаз,
правда, только когда я бываю в стрессе, в психе то есть. Тогда мои буркалы
зеленеют до черноты.
...Зеркала на месте не было. На паркете, где оно стояло, выделялся
светлый квадрат. Я смотрела на все это обалдело. Как же его отсюда