"Дарья Истомина. Леди-бомж" - читать интересную книгу автора

Панкратыч сохранил и старые сосны, и немного берез, но навтыкал и голубых
тянь-шаньских елей и кедрача, хотя тот рос медленно. Птицы тут развелось
без всяких скворечников и кормушек, и по утрам нам никаких будильников не
требовалось - орать птахи начинали с рассветом. Сколько себя помню, всегда
были птицы и цветы.
Дом Панкратычу задолго до моего рождения поставили, с кирпичом тогда
было туго, но один из его учеников "трубил" директором лесхоза где-то под
Селигером, и оттуда на грузовиках с прицепами привезли громадные срубовые
стволы корабельного сосняка, и зимой, когда топили печи, запах смолы был
явствен и на гладко оструганных стенах проступали янтарные капельки. В
общем, это одноэтажное строение с огромной открытой верандой вдоль всего
фасада было сплошь деревянным, даже крышу покрыли осиновыми
плашками-дранками. Если, конечно, не считать печной трубы и очага-камина,
сложенного из гранитной плитки.
Сколько в доме комнат, спаленок, кладовок и чуланчиков, я никогда
толком не знала. Но самой большой была не то кухня, не то столовка, где
Панкратыч рулил застольями. Его кабинет с библиотекой был для меня долгое
время закрытой зоной, но потом, покидая свою спаленку, я его освоила...
Любимая дедова дворняга здорово постарела, морда седая, лапы еле
держат, но меня узнала, и мы с нею полизались.
На нашу возню вылезла Гаша и очень удивилась. Больше не тому, что я
приехала, а тому, что меня встречала Ирка, которой она и словом не
обмолвилась о том, что я буду.
Мы сидели на кухне почти до утра. Поплакали всласть, помянули
Панкратыча наливочкой с вишней: округлое личико Гаши, похожее на печеное
яблочко, раскраснелось, и мы начали вспоминать смешное: как дед чистил
зимой дорожку от снега на обрыве, поскользнулся и улетел на заду почти до
середины заледенелой Волги; как, собираясь на деляны, сунул ногу в сапог,
а там оказалась мышка, и он хохотал от щекотки, вопил и катался по полу,
дрыгаясь, а мы решили, что он сдвинулся. Ну, и так далее...
Потом Гаша затревожилась и серьезно сказала, что ее одолели
скоробогачи из наезжих москвичей и местных, все интересуются участком и
домом, в смысле когда я буду их продавать Предлагают совершенно дикие
суммы, потому что при небольшой доделке особняк запросто можно довести до
кондиции загородной резиденции для какого-нибудь "нового русского". До
Москвы на иномарке скоростной не так уж долго и ехать, в смысле экологии
воздух еще чистый, и Волга по причине близости водохранилищ, из которых
пьет вся столица, еще не окончательно засрана, а глубины под обрывом
приличные, так что можно легко оборудовать стоянку для возможной яхты или
мощного катера.
Продавать я ничего не собиралась, но Гаша открыла мне глаза на то,
что я, оказывается, богатенькая. Панкратыч завещал мне все - землю, и
домостроение, и старинную мебель, в которой понимал; он обставил
карельской березой и мореным дубом большинство комнат, библиотеку в
полторы тыщи томов. Он начал собирать ее еще студентом. В ней были очень
редкие книжки, включая те манускрипты и фолианты, которые он умудрился
привезти солдатиком-молокососиком в сорок пятом и которые собирал в
развалинах Кенигсберга. К сему прилагалась коллекция из восьми ружей,
включая редкостную трехстволку "пэрде".
Я и помыслить не могла, что в дом могут войти чужие люди, здесь