"Дарья Истомина. Леди-бомж" - читать интересную книгу автора

стриженная под "солдатика", с щетинкой крашенных под солому волосиков, в
модных противосолнечных очках, на пробках, в красной кожаной юбчонке почти
до пупа и малиновой футболке, помахивала мне пучком садовых ромашек и
скалилась голливудской улыбочкой. И первое, что сказала:
- Видала, какую мне пасть смастрячили? Пятьдесят баксов каждый зубик!
Годится?
- Нормально, - согласилась я. То, что она заменила свои редкие
зубики, каждый из которых рос кто в лес, кто по дрова, меня порадовало.
Но, вообще-то, это была не совсем та Горохова, с которой мы сидели на
одной парте ряд лет и зрели. Ирка всегда работала под дурочку. Не просто
изображала наив, хлопая рыжими ресницами и пялясь оловянными глазищами, но
добивалась впечатления полной, до абсолютной беспомощности, дебильности,
когда каждому хочется такой недотепе помочь.
Мы и помогали. Я в том числе. Писали для нее контрольные, готовили
шпаргалки, хором вдалбливали в ее черепушку "инглиш" и перетаскивали из
класса в класс. Ирка вечно ныла и поносила предков, мол, батя, стивидор в
нашем речном порту, опять в запое, маманя убежала от него в деревню, и
как-то так постоянно оказывалось, что мы ее по возможности и прибарахляли
кто чем может, хотя для наших девчонок это было проблематично: Горохова
была коротконогая, низкий зад таскала почти по земле, а впихнуть ее
мощное, не по возрасту, вымя в нормальный бюсик - тоже была мука. Кличка у
нее была Кубик Рубика, в общем, хоть ставь, хоть положь. Но каталась она
на своих подставках неутомимо и всегда знала, кто с кем, когда и отчего не
только в школе, но и в городе. Я имею в виду дискотеки, поездки на
казанках на острова и прочее...
Она часто бывала у нас дома. Панкратыч ржал, слушая ее глубоко
философичные рассуждения типа:
"Американский империализм только с виду добрый. Мать говорит - они
нам еще дадут!" Я терпеливо решала за нее уравнения, и, в общем, мы
дружили.
Но не постоянно, а с некоторыми паузами. Она таскалась за мной на
прицепе даже на свиданий. И пару раз оказывалось, что, пока я еще
размышляла, стоит ли тот или иной субъект моего гордого внимания, Ирка уже
умудрялась снять трусики.
А потом ревела и каялась:
- Так вышло!
Ну мало ли чего было в детстве и отрочестве? А тогда на перроне
передо мной стояла молодая особа двадцати двух лет (мы с ней ровесницы),
свеженькая, похудевшая, каким-то чудом подтянувшая свои задницу и
передницу до приемлемых габаритов, умело подмазанная, с безукоризненными
белоснежными образцами стоматологического искусства, вся такая
грустно-ласковая.
И сказала именно то, что я хотела услышать:
- Сходим к деду?
Панкратыча в знак заслуг похоронили на старом кладбище, которое было
в черте города и где никого за просто так не хоронили. Оградок, похожих на
кроватные спинки, тут не было, одни памятники, и деревья лет за сто
вымахали какие надо - крепкие липы, елки и дубняк. Ирка положила ромашки
на травянистое надгробие, а я поплакала. Какой-то служитель мне сказал,
что могила уже устоялась и можно ставить памятник. Памятник у деда уже был