"Фазиль Искандер. Море обаяния (рассказ)" - читать интересную книгу автора

Никогда! ответил Борзов, улыбаясь. Борзов знает свое население.
Борзов говорил, что отец его виднейший казанский адвокат. Вероятно, так
оно и было. Возможно, от него он унаследовал ироническое красноречие. Бывая
в ударе, он потешал нас лекциями на общественные темы, уснащенными цитатами,
вырванными из газет с необычайной комической ловкостью. Мы покатывались от
хохота. Он и над собой иронизировал, но, маленькая слабость, ужасно не
любил, если кто-нибудь пытался направление этой иронии поддержать.
В общежитии он патронировал и подкармливал двух студентов Штейнберга и
Сучкова. Штейнберг перед экзаменами накачивал его лекциями по истории и
литературе. А Сучков, начинающий поэт, от его имени писал стихи, посвященные
одной студентке, за которой Борзов ухаживал. Борзов эти стихи переписывал
своей рукой, громко зачитывал нам, а потом дарил своей красавице. Меня
потрясало, как он не боится того, что история происхождения стихов дойдет до
его девушки. И в самом деле, так и не дошла! Позже он на ней женился.
Экзамены он сдавал хорошо, иногда даже блестяще, хотя к учебникам почти
не притрагивался. Информированность его была огромна. Что скрывать, в те
годы я им восхищался. Мне казалось: стоит ему повернуть в себе какой-то
рычаг и его невероятная жизненная энергия, расплескивающаяся вширь, пойдет
вглубь, и он тогда станет... Но кем? Я не знал.
Однако в зимнюю сессию случился неожиданный прокол.
Преподаватель западной литературы уличил его в незнании подлинников
литературных памятников и велел ему пересдать экзамен.
Борзов несколько дней мрачно сидел на своей постели, заново прослушивая
расширенный курс лекций Штейнберга, в голосе которого появились истерические
интонации.
Запомните, ребята, говорил Борзов, Борзов такие штучки не хавает.
Ответный удар сокрушит эту цитадель мракобесия.
Вскоре он сдал экзамен по западной литературе, и мы обо всем этом
забыли. Но в один прекрасный день как гром среди ясного неба грянула в
молодежной газете его статья об идейно-воспитательной работе в нашем
институте. Статья была острая и абсолютно демагогическая. Суть ее сводилась
к тому, что в институте слишком много внимания уделяется западной литературе
и слишком мало общественным наукам.
Институт дрогнул. Комиссия за комиссией проверяли работу кафедр, а он в
это время ходил по коридорам общежития, задрав свою симпатичную голову, с
выражением идейного превосходства над всеми кафедрами. Почему-то хотелось
восторженной ладонью мазануть по его крутому затылку и посмотреть, останется
ли на его лице это очаровательное шарлатанское выражение идейного
превосходства. Но некому было мазануть, некому!
Комиссия продолжала работать (гром грянул во время весенней сессии), а
Борзов сдавал экзамены по шпаргалкам, которыми на наших глазах начинял себя
в комнате общежития.
Директор института читал нам историю и по возможности тех времен читал
живо, увлекательно. Мне, во всяком случае, нравились его лекции. И я
чувствовал жалость к нему, попавшему в такую передрягу. И все-таки я, как и
большинство студентов, был на стороне Борзова. Он нас всех охмурил. Конечно,
и студенческая корпоративность сказывалась: пусть подрожат наши
преподаватели. Но было и еще что-то.
Тогда шла кампания по борьбе с тлетворным Западом, которая нам,
студентам, не без основания казалась глупой. Именно в те времена появился