"Фазиль Искандер. Дядя Сандро и раб Хазарат (рассказ)" - читать интересную книгу автора

Есенина, и у нас у обоих блокноты были исписаны его стихами.
И вот, значит, погода прекрасная, мы гуляем и проходим через какие-то
немецкие хуторки. Дома красивые, но людей нет, почти все сбежали. На одном
хуторке мы остановились возле такого аккуратненького двухэтажного домика,
потому что около него росла рябина вся в красных кистях.
И вот, как сейчас вижу его, Алеша с хрустом нагибает эту рябинку не
выдержала его русская душа, и сам он весь хрустящий от ремней и молодости,
такой он перед моими глазами, обламывает две ветки и отпускает деревцо.
Одну ветку протягивает мне, и мы стоим с этими ветками, поклевываем
рябину и рассуждаем о том, где же располагались батраки, если кругом
помещичьи дома.
И вдруг открывается дверь в этом доме, и оттуда выходит старик и зовет
нас:
Русс, заходить, русс, заходить!
Вообще-то нас предупреждали, чтобы мы насчет партизан были начеку, но
мы ни хрена не верили в немецких партизан. Да и откуда взяться партизанам в
стране, где каждое дерево ухожено, как невеста?
Пошли?
Пошли.
И вот вводит нас старик в этот дом, мы поднимаемся наверх и входим в
комнату. Смотрю, в комнате две женщины одна совсем девушка лет восемнадцати,
а другая явно юнгфрау лет двадцати пяти. Я сразу глаз положил на ту, которая
постарше, она мне понравилась. Но для порядка говорю своему дружку, я же его
знаю как облупленного:
Выбирай, какая тебе нравится?
Молоденькая, чур, моя! говорит.
Идет!
Вижу, и они обрадовались нам, оживились.
Кофе, кофе, говорит юнгфрау.
Я, я, говорю. По-немецки значит "да".
И вот она нам приготовила кофе, надо сказать, кофе был паршивейший,
вроде из дубовых опилок сделанный. Но что нам кофе? Молодые, очаровательные
девушки, вижу, на все готовы. И старик, конечно, не против. Они боялись
наших, и заручиться дружбой двух офицеров значило обезопасить себя от всех
остальных.
Одним словом, посидели так, и я говорю:
Абенд. Консервы. Шнапс. Брод. Шоколад.
О! загорелись глаза у обеих. Данке, данке. Они, конечно, поголадывали.
И вот мы вечером приходим, приносим с собой спирт, консервы, колбасу, хлеб,
шоколад. Сидим, ужинаем, пьем. А старик, оказывается, в первую мировую войну
был у нас в плену и немного говорит по-русски. Но лучше бы он совсем не
говорил. Пугается, хочет все объяснить, а на хрена нам его объяснения? И все
доказывает, что он антифашист. Они теперь все антифашистами сделались, так
что непонятно, с кем мы воевали столько времени.
То ли дело эти молодые немочки, все с полуслова понимают... Мы с Алешей
выпили как следует, наши барышни тоже подвыпили, и мы пошли танцевать под
патефон. На каждой пластинке написано "Нур фюр дойч" значит, только для
немцев. И я, когда ставлю пластинку, нарочно спрашиваю:
Нур фюр дойч?
Наин! Наин! смеются обе.