"Фазиль Искандер. Рассказы разных лет (5)" - читать интересную книгу автора

- Хорошо, вы приняты, - сказал мужчина, не то удрученный, что меня
нельзя прямо сдать в милицию, не то утешенный тем, что после моего ухода у
него будет много времени для настоящей проверки документов.
Этот прекрасный институт в то время был не так популярен, как сейчас, и
я был чуть ли не первым медалистом, поступившим в него. Сейчас Библиотечный
институт переименован в Институт культуры и пользуется у выпускников большим
успехом, что еще раз напоминает нам о том, как бывает важно вовремя сменить
вывеску.
Через три года учебы в этом институте мне пришло в голову, что проще и
выгодней самому писать книги, чем заниматься классификацией чужих книг, и я
перешел в Литературный институт, обучавший писательскому ремеслу. По
окончании его я получил диплом инженера человеческих душ средней
квалификации и стал осторожно проламываться в литературу, чтобы не обрушить
на себя ее хрупкие и вместе с тем увесистые своды.
Москва, увиденная впервые, оказалась очень похожей на свои бесчисленные
снимки и киножурналы. Окрестности города я нашел красивыми, только полное
отсутствие гор создавало порой ощущение беззащитности. От обилия плоского
пространства почему-то уставала спина. Иногда хотелось прислониться к
какой-нибудь горе или даже спрятаться за нее.
Москвичи обрадовали меня своей добротой и наивностью. Как потом
выяснилось, я им тоже показался наивным. Поэтому мы легко и быстро сошлись
характерами. Людям нравятся наивные люди. Наивные люди дают нам возможность
перенести оборонительные сооружения, направленные против них, на более
опасные участки. За это мы испытываем к ним фортификационную благодарность.
Кроме того, я заметил, что москвичи даже в будни едят гораздо больше
наших, со свойственной им наивностью оправдывая эту особенность тем, что
наши по сравнению с москвичами едят гораздо больше зелени.
Единственная особенность москвичей, которая до сих пор осталась мной не
разгаданной,- это их постоянный, таинственный интерес к погоде. Бывало,
сидишь у знакомых за чаем, слушаешь уютные московские разговоры, тикают
стенные часы, лопочет репродуктор, но его никто не слушает, хотя почему-то и
не выключают.
- Тише! - встряхивается вдруг кто-нибудь и подымает голову к
репродуктору. - Погоду передают.
Все, затаив дыхание, слушают передачу, чтобы на следующий день уличить
ее в неточности. В первое время, услышав это тревожное: "Тише!", я
вздрагивал, думая, что начинается война или еще что-нибудь не менее
катастрофическое. Потом я думал, что все ждут какой-то особенной,
неслыханной по своей приятности погоды. Потом я заметил, что неслыханной по
своей приятности погоды как будто бы тоже не ждут. Так в чем же дело?
Можно подумать, что миллионы москвичей с утра уходят на охоту или на
полевые работы. Ведь у каждого на работе крыша над головой. Нельзя же
сказать, что такой испепеляющий, изнурительный в своем постоянстве интерес к
погоде объясняется тем, что человеку надо пробежать до троллейбуса или до
метро? Согласитесь, это было бы довольно странно и даже недостойно жителей
великого города. Тут есть какая-то тайна.
Именно с целью изучения глубинной причины интереса москвичей к погоде я
несколько лет назад переселился в Москву. Ведь мое истинное призвание - это
открывать и изобретать.
Чтобы не вызывать у москвичей никакого подозрения, чтобы давать им в