"Фазиль Искандер. Мой дядя самых честных правил" - читать интересную книгу автора

смотреть. Я даже занимаю спокойную, удобную позу. Она должна внушить ему,
что смотреть на него я намерен долго и это не составляет для меня большого
труда. Он начинает беспокоиться и вполголоса говорит:
- Этот дурачок меня дразнит.
Он не хочет раньше времени подымать ненужный шум, он говорит для меня.
Он как бы репетирует передо мной свою будущую жалобу.
Я продолжаю упорно смотреть. Бедняга отворачивается, но ненадолго. Ему
хочется узнать, продолжаю ли я смотреть. Я, конечно, смотрю. Тогда он
прикрывает глаза ладонью. Но и это не помогает. Ему хочется узнать, оставил
ли я его в покое в конце концов. Он слегка, думая, что я этого не замечаю,
растопыривает ладони и смотрит в щелочку. Я гляжу как ни в чем не бывало.
Тогда раздражается скандал.
- Он смотрит на меня, я его убью! - кричит дядюшка, и злые огни
вспыхивают в его глазах. Я мгновенно отвожу взгляд на книгу, а потом подымаю
голову с видом человека, неожиданно оторванного от своих мирных занятий.
- Что же, ему глаза выколоть, что ли? - говорит бабушка и, дав ему
легкий подзатыльник, советует не смотреть в мою сторону, раз уж мой вид так
его раздражает.
Но иногда, доведенный до ярости более злыми шутками, он сам дает
подзатыльники, хватает полено или кочергу, и тогда наступает страшная
минута. Особенно если нет рядом бабушки или взрослых сильных мужчин.
"Боженька,- шепчу я про себя,- спаси на этот раз, и тогда я никогда в
жизни не буду его дразнить. И буду всегда тебя любить и даже вместе с
бабушкой тебе молиться. Вот увидишь, ты только спаси". Но, видно, я не
слишком надеюсь на боженьку, тем более что каждый раз его подвожу. Несмотря
на страх, сознание работает быстро и четко. Бежишь, если дядя еще не отрезал
путь к дверям. Но если бежать уже невозможно, единственное спасение -
неожиданно подойти к нему и, низко наклонившись, подставить голову: бей. Это
довольно жуткая минута, потому что перед тобой вооруженный безумец, да еще в
ярости.
Но, видно, эта жалкая поза, эта полная покорность судьбе его
обезоруживают. Какое-то врожденное благородство останавливает его от удара.
Он мгновенно гаснет. Бывало, только оттолкнет брезгливо и отойдет, в
недоумении пожимая плечами на то, что люди могут быть такими дерзкими и
такими жалкими одновременно.
Однажды я прочитал замечательную книжку, где шпион притворялся
глухонемым, но потом его разоблачили, потому что он во сне заговорил
по-немецки. Один наш контрразведчик нарочно выстрелил над его головой, но он
даже не вздрогнул. Он был сильной личностью. Но во сне он переставал быть
сильной личностью, потому что спал. И вот он заговорил по-немецки, а мальчик
его разоблачил. Другой мальчик тоже слышал, как шпион говорит во сне, но не
мог его разоблачить, потому что плохо занимался по-немецки и не понял,
по-какому тот говорит. Но главное не это. Главное, что шпион притворялся
глухонемым.
Мысль моя сделала гениальный скачок: я понял, что дядя мой совсем не
сумасшедший, а самый настоящий шпион. Единственное, что меня немного
смущало, это то, что бабка его помнила с детских лет. Но и это препятствие я
быстро опрокинул. Его подменили, догадался я. Сумасшедший дядя был, но
шпионы изучили его повадки и словечки и в один прекрасный день дядю выкрали,
а вместо него подсунули шпиона. А брезгливым он притворяется нарочно, чтобы