"Фазиль Искандер. Сандро из Чегема (Книга 3)" - читать интересную книгу автора

-- Дорогой Мисроп, -- говорю, -- черный бык с двумя желудками в тысяча
девятьсот тридцать шестом году какое отношение имеет к моему горю? Черный
бык с двумя желудками в тысяча девятьсот тридцать шестом году означает
другое -- будет тридцать седьмой год, и Сталин всех сожрет.
-- Я это сразу понял, -- говорит Мисроп, -- и гаданье по бычьей лопатке
то же самое показало. Но тогда ничего не мог сказать -- время было такое.
Так что, дорогой Адгурчик, насчет четвероногих отвечаю всем имуществом
своим, а у мясника, сам понимаешь, кое-какое имущество есть. Но насчет людей
я ничего не знаю, потому что я старый мясник, имею дело с животными. А
насчет людей тебе может сказать хороший доктор или кто-нибудь из бериевских
палачей, которые сегодня гуляют по бульвару как тихие пенсионеры.
Одного-двух я тебе сам могу показать, но они, конечно, никогда не
признаются, что делали с живыми людьми.
Вы, дорогие друзья, можете подумать, почему я, политически развитый
бармен, часто вспоминаю бериевских палачей, когда это сейчас официально не
рекомендуется? Потому что эти аферисты принесли столько горя нашей цветущей
Абхазии, что мы, патриоты, еще тысячи лет не забудем об этом.
В тридцать седьмом году мой дядя работал председателем сельсовета в
селе Адзюбжа. Однажды приезжает туда человек из органов и говорит: собрать
колхозников на доклад. И вот мой дядя вместе с председателем колхоза
собирают людей. Человек двести собрали. Слава богу, многие не пришли. И вот
этот человек делает доклад о международном положении, а потом в конце
говорит:
-- Колхозная политика была неправильная. Вы должны выступить против
нее, а мы вас поддержим оружием.
Вы чувствуете, какую провокацию бросает? Но крестьяне к этому времени,
слава богу, битые, кое-что понимают. Молчат. "Да" не говорят и "нет" не
говорят. Расходятся. И что же? В течение двух ночей всех, кто был на
собрании, вместе с председателем колхоза и сельсовета забрали. Что им
пришили? Попытка вооруженного восстания против колхозного строя.
А моему дяде, потому что он ничего не подписал во время допроса, глаз
выбили. Но он о себе не думал. Он, бедный, мучился, потому что своими руками
тянул колхозников на собрание. Но разве он знал, что так будет? И что
интересно -- тех крестьян, которые с прибором положили на колхозное
собрание, не тронули. Взяли только тех, которые пришли на собрание. Всем
дали по червонцу, и почти никто из них не вернулся из Сибири. Но мой дядя
вернулся. Я же говорил, что вообще наш род отличается жизненностью. А кто
ответит за выбитый глаз дяди?
Но вот, дай бог ему здоровья, приходит двадцатый съезд. А дядя жил
тогда с нами. Помогал нам как родной отец, потому что папа умер через два
года после войны. И когда наступил двадцатый съезд, к нам из Чегема
приезжает мой двоюродный брат, работающий там учителем средней школы.
-- Дядя, -- говорит, -- наше время пришло. Теперь ты мне покажи
следователя, который выбил тебе глаз, потому что даже в библии сказано: око
за око.
-- Нет, -- говорит, -- сынок, не покажу. Ты слишком горячий, ты на
одном глазе не остановишься. Но я плачу не за свой глаз, а за тех крестьян,
которых своими руками тащил на собрание.
-- Дядя, -- серчает мой двоюродный брат, -- ты ни в чем не виновен,
история виновата, но мы, твои племянники, должны отомстить за тебя.