"Фазиль Искандер. Школьный вальс, или Энергия стыда" - читать интересную книгу автора

Когда мама спросила его, почему она должна покупать вместо
продуктов пару кирпичей и веревку, он ей прямо сказал:
- Привяжись вместе с сыном и прыгай с конца причала!
При этом, по словам мамы, он заклокотал горлом, довольно
натурально изобразив тот надежный булькающий звук, который
послужит залогом нормальной педагогической работы в школе.
Об этом случае мама, когда у нее бывало хорошее
настроение, много раз рассказывала дома. Особенно смешно было
то, что, по ее словам, он после этой встречи много раз видел
ее, стоя на веранде, а то и прямо из окна своего директорского
кабинета, но уже больше не спускался к ней, хотя знаками давал
ей знать, что предложение приобрести веревку и два кирпича все
еще остается в силе.
И уже совсем смешным нам, детям, казалось то, что она,
рассказывая об этом, пыталась восстановить его ужасный
мингрельский акцент, с которым он говорил по-русски. А так как
мама сама говорила по-русски с ужасным абхазским акцентом, над
которым мы довольно часто потешались, и теперь, рассказывая о
смешном выговоре директора, исходила из своего выговора, как
правильного, тем самым вдвойне искажая достаточно искаженный
язык директора, все это получалось довольно весело.
Дополнительную порцию юмора мы получали уже в процессе смеха,
кивая на брата, который смеялся вместе с нами над всей этой
историей, как бы забыв, а может, и в самом деле забыв за
путаницей обстоятельств, что он сам и есть первопричина всего
этого.
Вся эта история имела еще одну забавную грань, о которой я
тогда не подозревал. Дело в том, что, оказывается, ко всем
своим странностям директор школы еще и преподавал русский язык,
о чем я узнал где-то в пятом или шестом классе, когда он
появился у нас, и, стараясь вдолбить нам правила русской
грамматики, года два писал их на доске в зарифмованном виде.
Но тогда я обо всем этом не знал, хотя, конечно, видел
директора и знал, что у него смешная внешность и смешное имя
Акакий Македонович. Конечно, мне имя могло казаться смешным,
потому что я уже воспринимал его как смешного человека, хотя бы
из-за маминого рассказа. Но он и в самом деле был смешной
человек, и внешность у него была смешная. Он был высокого
роста, имел мягкие покатые плечи, а главное, на его бледном лбу
лежал совершенно детский, ну прямо как у меня, оваловидный
чубчик. Когда я его впервые увидел с этим чубчиком, я был как
громом поражен. Это было все равно, что увидеть взрослого
человека в коротких штанишках. И потом уже, когда я поступил в
школу, я думал, что он долго не продержится со своим чубчиком,
что рано или поздно его вызовут в гороно и заставят зачесать
куда-нибудь волосы - или вбок, или наверх - как носили
взрослые в те времена, а так, с детским чубчиком, не позволят.
А вот оказалось, что позволили. Он так и ходил с этим
чубчиком, и никто ему ничего не говорил, а только чубчик сам
редел и редел, и в конце концов вывелся, и вопрос сам по себе