"Михаил Ишков. Заповедник архонтов " - читать интересную книгу автора

сожжена и неприятно, мясисто краснела. На голове посреди буйной, нестриженой
заросли перьев-волос, с правой стороны проглядывала обширная плешь. Кстати,
какую расу, обитающую на Хорде, не возьми, поселяне были волосистым народом.
И более темные северяне, и отличавшиеся мелкотой зрачков и неестественно
прозрачной кожей жители экваториальных областей - все были густовато покрыты
пухом.
Здесь, между парнишкой и придурком с обожженной щекой, меня и
пристроили - люди как-то сразу стали заботливы по отношению ко мне,
посматривали с интересом: сошлют меня на водоросли или нет? Я обратился к
главному инженеру.
- Послушай, товарищ, о каком мил человеке ты все время упоминал?
Тот кивнул в сторону моего плешивого соседа.
- Вот об этом. Суллой его зовут. Это он подбил нас на незаконную форму
общественного протеста. Хороший товарищ, только немного того... - он почесал
висок когтистым пальцем, затем добавил. - Врет, однако, складно, и все про
какого-то учителя, ушедшего к судьбе, толкует...
В этот момент несчастный повернулся в нашу сторону.
Я замер - на меня смотрел Иуда.

Глава 3

Он не узнал меня. Доброжелательно улыбнулся, отвернул голову и вновь
мечтательно уставился в потолок. Я перевел дух, подосадовал - почему Иуда да
Иуда! Объяснял тебе попечитель, что следует избегать аналогий. Какой смысл
именовать губошлепов именами-отголосками далекой родины!
Язык хордян в основном представлял из себя сочетание протяжных,
удваиваемых гласных и согласных. Они практически выпевали речь. Смычных
звуков, напоминающих наши "б", "п", у них в языке не было, словно хордянам
трудно было шевелить губищами. Если не пугаться аналогий, можно сравнить их
звуковой ряд с языковыми системами угро-финнов, осевших на берегах
Балтийского моря. Звуки они часто удваивали - что-то вроде "Таллинн",
"олломей" "каарса ныв", "Сулла". Сколько я его помнил, Сулла-Иуда постоянно
был взволнован, жаждал истин, вечно путал свое добро с чужим, при этом его
всегда тут же хватали за руку, нередко крепко били. Петр и Андрей называли
такие экзекуции "учить уму-разуму во славу великого ковчега". Иуде подобные
уроки были, что с гуся вода. Вот чего он страшно пугался, так это пропустить
самое малое словцо из моих драгоценных речей. Он без конца теребил соседа -
записывай, Левий Матвей, записывай, Левий Матвей!.. Где ты теперь, мой
верный секретарь? Где всегда недоверчивый, страстно желающий поймать меня на
противоречиях Якуб? Взыскующий правды Андрей? Где вы, друзья? Я поймал себя
на неуместной, человечьей, жалости. Это как раз в тот момент, когда мне
необходимо быть настороже!
Между тем в камере стало еще темнее. Я устроился на нарах между главным
инженером и Суллой, положил мешок с травами под голову, вытянул ноги, с
удовольствием почесался. Страж, вырезавший деревянные накладки, гремя
ключами и матерно, как умеют только губошлепы, выругавшись, вошел в
подземелье, отыскал забытое в камере копье, погрозил мне кулаком - смотри,
мол, а то на водоросли! - и вышел за дверь. Щелкнул замок, наступила тишина.
Сулла по-прежнему глупо улыбался и бездумно шевелил губами.
- Что это он? - я толкнул главного инженера в бок. - Все бормочет и