"Наталья Иртенина. Праздник синего ангела" - читать интересную книгу автора

остолбенело рассматривал творения незнакомца. Тот оказался художником,
причем какого-то побочного сюрреалистского толка. Это был ошарашивающий
сплав Сальвадора Дали, Иеронимуса Босха и Ван Гога, пропущенных через
мясорубку и слепленных заново. Предметы и люди в самых невероятных
сочетаниях и положениях, тщательно и детально выписанные, производили
жуткое впечатление реалистичности и подлинности, при том, что все это
представляло собой самый невероятный, дикий разгул фантазии художника, как
будто человеческий мир был для него калейдоскопом, в котором он всякий раз
видит новую картину из разноцветных изломанных осколков человеческого
бытия. На полотнах сквозило невысказанное, затаенное желание чего-то
неведомого, явственно читался порыв в иные миры и иные реальности, но и
отчетливое понимание невозможности и запретности этого. Давящая, тяжелая
атмосфера на картинах сочеталась немыслимым образом с детской мечтой,
предвкушением чего-то желанного. Уродливая реальность вписывалась в сказку.
Вся внутренность гаража была завалена картинами, досками, банками,
склянками, рулонами бумаги, тюбиками краски. В углу на газете были
разложены разномастные кисти, тщательно вымытые, тут же стояла консервная
банка с отмокающими кистями. В глубине гаража лежал матрас, покрытый
старыми тряпками, со скомканным одеялом и мятой подушкой. Рядом выстроились
в шеренгу с десяток пустых бутылок разного калибра. В центре помещения
возвышался самодельный мольберт. Вся эта фантасмагория освещалась висящей
на длинном шнуре слабой лампочкой.
- Ну как? - спросил Художник.
- Потрясающе! - Ковригин действительно был заинтригован неформальным
творчеством этого судя по всему хронического алкоголика. - И давно это с
вами?
- С детства.
- Кому-нибудь показывали?
- А то! Я себе не враг. Один доктор искусств даже глядел.
- Ну и?
- Ставят диагноз: белая горячка и сивушный бред. Советовали завязать.
- С выпивкой?
- И с тем и с другим.
- Ни в коем случае. То есть, с выпивкой, конечно, стоило бы, а с
этим, - Ковригин кивнул на картины, - ни под каким видом.
- Ты не понял. Этого, - он тоже кивнул на свои шедевры, - не будет без
вот этого, - кивок в сторону бутылочной батареи. - Спирт - мой
гений-вдохновитель, моя муза, мой ангел-хранитель, мой допинг, мое
художественное видение и творческое мышление.
- Понял, - Ковригин вдруг почувствовал сухость во рту и острое желание
поближе познакомиться с этим непризнанным алкогольным гением. - Это надо
отметить.
Художник оценил его предложение по достоинству и протянул руку:
- Семен Верейский, можно на ты.


* * *

Дома Художника не оказалось. Его жена, Клавдия, сказала, что он в
своем "хламовнике". Это слово гораздо больше подходило к Семиному гаражу,