"Наталья Иртенина. Праздник синего ангела" - читать интересную книгу автора

набиравшим тогда силу кладбищем. Из-за этого, да еще из-за своего
расположения "на отшибе" гостиница не пользовалась успехом у гостей города
и со временем захирела. А какому-то остроумцу из административных верхов
вновь пришла в голову счастливая мысль: в то время в городской
психиатрической клинике случился сильный пожар, все здание пришло в
негодность, и несчастных погорельцев перевели сюда - поближе к кладбищу.
Теперь "мертвый город" и "скорбный дом" органично дополняли друг друга.
Благодаря этому союзу окраина приобрела вполне гармоничное звучание и
совершенство взаимосогласия. И только изредка грохот бестолковых и
суетливых трамваев нарушал эту гармонию тишины и покоя.
Благополучно доехав безбилетным образом до нужного места, Ковригин
прошелся сначала по магазинам, наполнил рюкзак снедью. (Холодильника у него
не было, так что приходилось довольствоваться в основном консервами,
крупами и картошкой. Самой главной вещью в его хозяйском обиходе была
электроплитка - ею он дорожил как сокровищем). Загрузившись, он пошел к
Художнику. Семен мог быть либо дома - если он трезвый, либо в мастерской -
там, вдали от грозных очей жены, его степень алкогольного опьянения могла
варьироваться - от нулевой до максимума, выражающегося в нескольких выпитых
бутылках и непробудном бессознательном состоянии.
Ковригин познакомился с ним года полтора назад на городской выставке
художников-реалистов. Павел с интересом рассматривал небольшой пейзаж в
дымчато-розовых тонах. Видимо, его долгое стояние привлекло чье-то
внимание, потому что за спиной у него вдруг раздался хриплый, резкий,
слегка приглушенный голос:
- Да разве же это искусство? Это вы называете живописью - эту розовую
размазню и сопли вегетарианца?
Ковригин обернулся - на него дышал легким вчерашним перегаром
гражданин эксклюзивного вида: на лице - недельная небритость, гофрированный
пиджак нараспашку, джинсы заправлены в тяжелые сапоги-"дуроломы", в
глазах - яростное похмелье.
Окинув Ковригина затуманенным взглядом, гражданин продолжил:
- Вшивый натурализм эти ваши сопли. Копировщики. Плагиаторы природы.
Натюрмортные лизоблюды. Дилетанты искусства. Осквернители праха. Дикре...
Декри... Дискредитация живописи эта ваша розовая мазня. Жи-во-пись!
Значит - писать живое. Как режут по живому - так надо писать, а не
разводить всемирный потоп из соплей...
Ковригин понял, что речь может быть долгой, и прервал поток
словоизвержения конкретным выводом:
-Можете предложить что-то другое?
Тот схватил его за руку и потащил к выходу:
-Пойдем. Покажу тебе настоящее искусство. Вмиг забудешь эту размазню.
Но на улице он вдруг замялся и, поколебавшись секунды две, застенчиво
попросил:
-Друг, одолжи червонец на благое дело. Душа тоскует о возвышенном.
Ковригин достал из кармана мятую пятерку.
- Вот спасибо-то. Искусство все еще в неоплатном долгу перед жизнью, -
его неожиданный попутчик уже стоял у окошка коммерческой палатки. Счастливо
отоварившись банкой "джин-тоника", он снова сгреб в охапку Ковригина и
поволок за собой.
Через полчаса, стоя посреди тесного полутемного гаража, Ковригин