"Борис Иоффе. Особо секретное задание (Из истории атомного проекта в СССР) " - читать интересную книгу автора

ортодоксально-коммунистические - Запотоцкого и Новотного, так и Дубчека.

Первоначально пуск станции предполагался в 1965 - 1966 годах, но работа
шла медленно, сроки переносились, и вот наконец решено было окончательно
сформировать программу пуска в начале 1968 года, для чего предстояло послать
в Чехословакию советскую делегацию. Но тут произошли события Пражской весны,
и советское руководство посчитало необходимым выждать. Ждали до тех пор,
пока в Чехословакию не ввели наши войска и к власти не пришло новое,
просоветское правительство Штроугала. Тогда точка зрения резко изменилась:
было решено форсировать пуск станции как доказательство
советско-чехословацкой дружбы и того, что Старший брат помогает младшему,
вернувшемуся на правильную стезю. Советская делегация должна была выехать в
Чехословакию в ноябре 1968 года для переговоров и подписания окончательной
программы пуска, и было жестко сказано, что провала в работе быть не должно.
Это помогло мне впервые выехать за рубеж - до того меня за границу не
пускали. Руководитель пуска Н. А. Бургов заявил, что без меня,
ответственного за физический расчет реактора, он не гарантирует успеха.
Перед отъездом нашей делегации предстоял инструктаж в Комитете по атомной
энергии - таково было общее правило, - сначала в отделе атомных
электростанций, затем в режимном отделе. Инструктаж в режимном отделе
оказался совершенно необычным. Зам. начальника отдела сказал: "Мы не можем
дать вам никаких инструкций, мы сами не понимаем, что происходит и как вам
себя вести. Мы надеемся на вас. Действуйте сообразно обстоятельствам".

Переговоры происходили на заводе "Шкода" в городе Пльзень. Обстановка,
в которой шло формирование программы, надо прямо сказать, доставляла мало
радости. Те же люди, с которыми мы много и успешно работали до этого и
поддерживали дружеские отношения, когда они приезжали в Москву и когда
некоторые из нас ездили в Чехословакию, теперь сидели с каменными лицами на
противоположной стороне стола, все с чехословацкими флажками в петлицах
пиджаков. Даже кофе во время заседаний подавался только чехам. Как объяснили
мне потом, частично такое поведение наших партнеров связано было с тем, что
они боялись, боялись партийной и профсоюзной организаций, которые были очень
сильны на "Шкоде" и занимали в то время резкую позицию против всех русских.
Тем более, что обстановка в стране создалась очень тяжелая: на улицах, на
мостовой виднелись гигантские надписи: "Иван, домой", - на Вацлавской
площади в Праге, где наши танки стреляли по парламенту и по толпе, стояли в
почетном карауле молодые люди со свечами, периодически на заводах проходили
забастовки протеста. И хотя я не одобрял вторжения в Чехословакию, для меня
все это было тяжелейшим шоком. Я не скрывал того, что думаю по этому поводу,
остро ощущая чувство и своей вины.

Тем не менее с деловой стороны переговоры прошли вполне успешно.
Программа пуска была сформулирована и подписана. Но дальше произошло
следующее. Большинство чехословацких специалистов, принимавших участие в
работе, - инженеров и даже среднего технического персонала - были люди
либеральных взглядов, сторонники Дубчека. Поэтому после прихода к власти
ортодоксальных коммунистов все они так или иначе были репрессированы: кто
снят с работы, кто переведен на низшую должность, кто исключен из партии и
т. д. Был снят целый слой наиболее квалифицированных специалистов. Но и