"Борис Иоффе. Особо секретное задание (Из истории атомного проекта в СССР) " - читать интересную книгу автора

оказалось под серьезной угрозой. Причины опять были политические. Как я уже
говорил, Теплотехническая лаборатория вызывала большое раздражение у властей
предержащих. И вот в ТТЛ направили проверочную комиссию ПГУ. В это время
Алиханов и его заместитель Владимирский были на базе, занимаясь подготовкой
к пуску реактора, а обязанности директора исполнял Сергей Яковлевич Никитин
(тоже, кстати, беспартийный). Цель комиссии была очевидна: собрать
компромат. Комиссия изучала документы и допрашивала всех научных
сотрудников. Вопросы задавались разные, сплошь и рядом провокационные. Меня,
например, спросили, какую последнюю книгу я читал. Я сдуру назвал Бальзака,
что было правдой. Как я потом узнал, мне было поставлено в вину, что я читаю
буржуазных писателей. Меня спросили также, сколько работ я сделал за время
пребывания в институте. Работ было одиннадцать, из них шесть закрытых и пять
открытых, и все они выполнялись совместно с Рудиком. Как мне рассказал потом
Сергей Яковлевич, который, как и. о. директора, входил в состав комиссии,
после того, как я вышел, председатель комиссии, полковник МГБ, предложил
одного из нас - меня - уволить, а чтобы другой - Рудик - делал только
закрытые работы. И Никитину стоило большого труда отстоять меня,
аргументируя тем, что закрытых работ было больше, чем открытых, и кроме
того, когда трудятся двое, возникает кооперация, ускоряющая и улучшающая
работу. Члены комиссии отступились только после того, как Никитин спросил
их, берут ли они на себя ответственность, если в результате увольнения
одного из теоретиков задания по закрытой деятельности не будут выполнены.

Но в других случаях результаты собеседований оказались не столь
благополучными. На основании деятельности этой комиссии Завенягиным, зам.
начальника ПГУ, был подписан приказ, фактически означающий разгром
института: несколько десятков лучших сотрудников, в основном евреев,
подлежали увольнению, директору вменялись серьезные финансовые и
хозяйственные нарушения, фактически даже преступления. (Например,
утверждалось, что из построенных для института жилых домов-коттеджей один
украден.) Был пункт относительно Померанчука, которого объявили "злостным
совместителем"15.

И тут Никитин совершил неслыханный по тем временам поступок: отказался
выполнить приказ! Он заявил, что в отсутствие директора выполнить этот
приказ не может. И в таком состоянии, не увольняя никого, ему удалось
продержаться месяц или два. За это время реактор на базе был успешно пущен,
Алиханов вернулся "со щитом", пошел к Ванникову и добился отмены, точнее,
замены приказа. В новом приказе число увольняемых было меньше - человек 10 -
12, обвинения в финансовых преступлениях тоже отпали. Институт уцелел, хотя
и понес серьезные потери. (Никитину не простили его дерзкого поступка: через
год, придравшись к какому-то пустяку, его сняли с поста начальника отдела и
перевели в старшие научные сотрудники. Вернуть его на прежнюю должность
Алиханову удалось лишь через несколько лет.)

Те события, о которых идет речь, явились крупной массированной атакой
на институт. (Они повторились в 1956 и 1968 годах.) Но были и более мелкие
случаи, когда директору приходилось защищать сотрудников (и науку) и брать
на себя ответственность. Где-то в 1951 или 1952 году Абрам Исаакович вызвал
Галанина, Рудика и меня, сказав, что просит нас написать заключение на