"Борис Иоффе. Особо секретное задание (Из истории атомного проекта в СССР) " - читать интересную книгу автора

Шпионские материалы, которые поступили в Лабораторию № 3 в 40-х годах,
шли обычно за подписью Я. П. Терлецкого. Терлецкий, профессор МГУ (он читал
там курс статистической физики), по совместительству работал в МГБ. В его
обязанности входило сортировать поступающие из-за границы материалы по
атомному проекту. (Терлецкий не был специалистом по ядерной физике и
никакого иного участия в атомном проекте не принимал.) В 1945 году
Терлецкого (с рекомендательным письмом от П. Л. Капицы) послали в Копенгаген
к Н. Бору, с целью выяснить у того, что он знает по атомной проблеме.
(Беседа Терлецкого с Бором опубликована в газете "Московский комсомолец" от
29 июня 1994 года.) Подавляющее большинство ответов Бора носит общий
характер и малоинформативно. Но один ответ представляет интерес и мог бы
дать полезную для того времени информацию (если, конечно, она уже не была
известна). Терлецкий спросил Бора, через какое время извлекаются урановые
стержни из атомного реактора. Ответ Бора был, что точно он не знает, но
вроде бы примерно через неделю. Эта информация важна по следующей причине.
В урановых стержнях при работе реактора накапливается плутоний-239, который
затем химически извлекается из них и используется как заряд в атомной бомбе.
Однако за счет захвата нейтронов плутонием-239 происходит также накопление
другого изотопа плутония - 240 Pu. Этот изотоп вреден для бомбы, и при
большом его содержании взрыва не будет - будет "пшик". Химически эти два
изотопа не разделяются, извлекается смесь обоих изотопов. Для обеспечения
взрыва бомбы нужно, чтобы отношение 240 Pu к 239 Pu не превосходило
определенной величины. Концентрация 240 Pu растет квадратично со временем
выдержки уранового стержня в реакторе, а концентрация 239 Pu - линейно.
Поэтому время выдержки плутония, пригодного для получения бомбы, не может
быть очень большим, и его величина - существенный параметр, определяющий,
какова допустимая концентрация 240 Pu в бомбе11. Таким образом, Бор сообщил
нечто важное. Но ответ Бора был грубо неверен! То ли Бор сам не знал, то ли
умышленно ввел Терлецкого в заблуждение. Последнее не исключено, поскольку,
скорее всего, Бор должен был относиться к Терлецкому с предубеждением
(Терлецкий из МГУ, а оттуда незадолго до того изгнали всех крупных физиков:
Ландау - ученика Бора, Тамма, Леонтовича и других). Замечу, что в
Лаборатории № 3 о поездке Терлецкого ничего не знали.

Остановлюсь на эпизоде, относящемся к прибытию в СССР Б. Понтекорво12.
Как известно, в конце 40-х Понтекорво жил в Англии. Примерно в начале 1950
года он поехал с семьей в Финляндию, якобы на отдых. Там их ждал советский
пароход "Белоостров", на котором они и прибыли в СССР. Операция по выезду из
Финляндии была проведена нелегально, и лишь потом, когда Понтекорво исчез,
западные спецслужбы определили, что исчез он именно таким образом. В нашей
печати никаких сообщений о его приезде не было, и я, например, узнал об этом
значительно позже из американского журнала "Science News Letters". По
прибытии в СССР Понтекорво жил и работал в Дубне. Выезд из Дубны ему был
запрещен примерно до 1955 года, он пребывал там как бы в ссылке. Его фамилию
упоминать запрещалось. Померанчук, который в то время часто ездил в Дубну,
по возвращении оттуда неоднократно говорил, что обсуждал такой-то вопрос с
"профессором" или что "профессор" сказал то-то. "Профессор" - это был
Понтекорво, но имени его Померанчук не произносил: табу сохранялось до 1954
года.